Громкое имя, богатство, репутация нувориша, спускающего деньги на увеселения, салоны и приемы, — все это должно было привлечь к Эссену юных дворян, подобно тому, как мотыльки в ночной темноте летят на огонь свечи. К тому же деньги нужны были Яну, чтобы выправить развитие дара сестры, у которой в нем был существенный изъян — перекос, не позволяющей подняться выше Серого Рыцаря.

София была потенциальным святым воином, то есть одаренным, у которой ширина энергетических каналов доминировала над всеми остальными составляющими дара. С одной стороны, это позволяло ей создавать невероятно сильные и разрушительные конструкты, с другой же — не давало возможности преодолеть очередной ранг и стать настоящим охотником.

Исправить это можно было весьма дорогими эликсирами и постоянными занятиями. Первые пока оплачивал дядя — при всей своей родовой гордости Эссены не были глупцами, чтобы отказаться от руки дающей. Но куда проще для Яна было бы, если бы лечение сестры зависело от него, а не от Коваля. Для этого и пригодились бы деньги покойного фон Штумберга.

В обмен Коваль поставил только одно условие — Ян не должен был уничтожать обнаруженных слуг Ада без согласования процедуры с ним. И тщательно протоколировать все возможности казненных им жертв. Юный барон с этим был согласен. Хотя после той ночи, когда они с Софией уничтожили четверых обнаруженных одержимых, в Восьмом отделении его и считали свихнувшимся убийцей, он никогда не отказывался от возможности лучше изучить своего врага.

Поэтому он один отправился в Кенигсберг. И на пути к нему, проезжая безымянную литовскую деревушку, и получил сообщение от старосты, приведшее его к бабке Ядге.

Взлетев в седло флегматичной пегой кобылки, Ян тронул поводья и направил лошадь в глубь мрачного леса. Между покрытыми зеленоватым мхом деревьями, туда, где едва виднелась давным-давно пробитая тропка ведуньи.

Ведунья не обманула. Уже через половину версты Яну пришлось спешиться и дальше идти, ведя коня на поводу. Если бы не давно оставленные бабкой Ядгой знаки на деревьях, заплутал бы, как есть заплутал. Но с помощью подсказок молодой человек двигался вперед пусть и не быстро, но уверенно.

Вскоре он вышел к болотам, о которых говорила старуха. Сперва лес изрядно поредел, буреломы уступили место чахлым одиноким деревьям, после чего юноша почувствовал, как земля под ногами стала понемногу проминаться, а затем увидел и саму топь со следами почти полностью утонувшей и сгнившей до состояния трухи гати. Видимо, местные жители сюда не забирались около полувека, найдя другой путь.

Болото было обширно и кишело жизнью. Орали лягушки — у них как раз шел период свадеб. Проскользнула по воде полоса — незнакомой породы змея, скорее всего, кто-то из ужиных. Стая птиц, сформировав правильный клин, патрулировала воздушное пространство, а может, летела на некое место кормежки.

Обнаружилось и «приметное» дерево — черная ольха. Непонятно, как в такой местности мог вымахать такой великан, однако он не только вырос, но еще и выжил, после того как его ствол надвое разбила молния. Все, как и говорила бабка Ядга.

— Кровь, значит, пролить… — пробормотал себе под нос юноша, привязывая коня к стволу чахлой березки, растущей шагах в двадцати от ольхи. — И явится, стало быть, вестница. Ну, давай попробуем, чего ж.

Он аккуратно, пробуя прочность почвы ногой, перед тем как перенести на нее вес тела, приблизился к покалеченному дереву. Вынул кинжал, уколол палец и выдавил каплю крови на комель. Старуха же сказала — хотя бы каплю. Вот вам капля! Большего количества крови, чем необходимо, Ян лишаться не собирался.

Менее знакомому с предметом человеку могло бы показаться, что призыв вестницы кровью очень уж похож на темный ритуал из обширной коллекции таковых у закладных ведьм. Однако Ян совсем не переживал — демоническими обрядами здесь и не пахло. В основе призыва лежал еще ветхозаветный принцип — добровольная жертва. Не кровь имела значение, а готовность человека без понуканий с ней расстаться.

Пару минут ничего не происходило. Капелька крови успела почти исчезнуть, когда ветер, не имеющий ничего общего с естественными потоками воздуха, поднял прошлогодние прелые листья, закружил в причудливом танце и уронил обратно на землю. Оставив после себя фигуру худой до болезненности пожилой женщины в простом сельском наряде. Полупрозрачную — сквозь ее спину и лицо проглядывал ствол разваленного молнией дерева.

Она подняла голову и поймала взгляд юноши. В прямом смысле — поймала. Даже если бы он захотел, оторваться от двух глаз, синих, словно летнее безоблачное небо, уже не смог бы. Синь увеличилась — сперва до размеров ладони, затем большого блюда, а потом и вовсе заняла весь мир Яна.

Схожее ощущение он пережил, когда проходил тестирование в Экзархате. Тогда юноша тоже попал в некое место, не имеющее никакого отношения к пространству и времени, и которому больше всего подходило определение — Великое Ничто. Только в этот раз не было никаких созвездий, возникающих из ниоткуда божественных конструктов, вообще ничего похожего на акт первичного творения. Вместо этого Ничто поглощалось Тьмой. И он, Йоханн фон Эссен, находился на самой границе между полотном, на котором Творец создавал мир, и Хаосом.

Не было никаких слов. Не было посланий, откровений или даже запутанных, но хоть что-то объясняющих предсказаний. Только Упорядоченное, которому лишь предстояло стать материей по плану Всевышнего, абсолютная Тьма, желающая это поглотить и сделать частью себя, и он. Крохотная песчинка, которую и разглядеть-то было сложно, висящая на границе между ними.

И в то же время было абсолютно ясно, что желает сказать ему вестница. Угроза. Серьезная, смертельная, надвигающаяся отовсюду и грозящая уничтожить все. Весь сотворенный тварный мир.