В итоге поведал он вот что. Пятерка, напавшая на Эссена, действительно была нанята из нижнего города. Обычные головорезы, готовые за звонкую монету пустить кровь кому угодно, невзирая на звания и положение в обществе. Лишь прибавку за опасность выбили, мол, дворянин, скорее всего, одаренный.

Что наниматель, кстати, подтвердил сам, без нажима. Сообщил, что цель владеет магией и способна за себя постоять. Потому, собственно, и обратился к их шайке — один из бандитов, его Ян застрелил вторым, имел опыт в убийстве магов, да и сам в свое время прошел обучение в Гимнасии, правда, не до конца. Расчет разбойников был на то, что Томас, тот самый недоучка, атакует дворянина магией, а пока тот будет защищаться, остальные расправятся с ним обычным оружием.

Не вышло — Томас помер, так и не успев активировать свой единственный конструкт. Этому Ян не удивился, чтобы создавать заклинания, нужно не просто однажды заучить его, но и постоянно тренировать его применение. Чем, вероятно, наемник пренебрегал. А вот поведение нанимателя Яна насторожило. Он оценил ранг жертвы как Серого Рыцаря, хотя Эссен уже давно перешагнул ступень Младшего Командора. Небрежность? Сознательное утаивание правды от наемников? Или попросту не знал? Ответа на этот вопрос не было ни у раненого, ни у самого охотника.

Кто он такой и зачем ему нужна смерть молодого дворянина, заказчик, естественно, не сказал, а убийцы не спрашивали. Вот только вожак наемников и так знал личность нанимателя. Невозможно заниматься опасными делами и не знать опасных людей.

— Шадофних он… — в очередной раз вернувшись из забытья, сообщил раненный. Из-за сломанной челюсти охотнику приходилось постоянно прислушиваться, чтобы разобрать хоть слово пленника. — Его Шавва знал… Аботал с ним… Иш бахаодных тож…

Когда, как и по какому вопросу пересекались головорез из нижнего города и дворянин, связанный с тайным обществом, Ян уточнять не стал. Ему это было неважно. А вот что его заинтересовало, так это то, что он каким-то образом стал мишенью организации, за которой по всей империи гонялись инквизиторы Седьмого отделения. Безрезультатно, что характерно. Вообще, где Эссены и где политика?

Тем не менее рассказ умирающего он принял на веру — несчастному незачем было врать, да и придумать такого он попросту не мог. И теперь пытался понять, что с этим новым знанием делать. Нет, понятно, что он собирался оповестить своего куратора, но как строить Охоту, если на него самого началась облава? Ему теперь что, из дому без охраны выходить нельзя?

Внимания к своей персоне не одобрял, тем более такое недоброго. Поэтому решил найти этого самого «благородного», выступившего заказчиком, и задать ему парочку вопросов. Благо пленный сносно описал его: мужчина средних лет, бывший военный, с приметным шрамом, оставленным саблей или шпагой в районе виска. Найти такого в небольшом провинциальном городе не должно было стать проблемой. Особенно когда за спиной стоит вся мощь Имперской Канцелярии в лице Богдана Коваля.

Из-за случившегося дорожного происшествия Ян потерял слишком много времени, и к Фридланду затемно доехать не успевал. Да и вид его не годился для въезда в добропорядочное прусское селение. Пришлось останавливаться на ночь на постоялом дворе, где и помыться удалось, и одежду привести в порядок.

Заодно юноша связался с Лизой, выяснив у нее, что происшествий в имении не случалось. Последнего он, признаться, немного опасался. Не понимая мотивов садовников, можно было предположить, что они попытаются нанести удар и по сестре.

Ответ его успокоил — в поместье все было спокойно. Так что спать охотник отправился усталым, но не снедаемый беспокойством за домашних. А с утра, в чистом платье и с новыми силами, за пару часов добрался до Фридланда, где при содействии коллеги Петера встретился с бывшим слугой графа Мантайфель, Хансом Дорном.

Тот оказался почти слепым, но все еще крепким стариком. Свой недуг он воспринимал с некоторой даже иронией, говоря, что слишком много раньше заглядывался на женские прелести, вот к старости Господь и отвлек его от греховного, заставив сосредоточиться на внутреннем. Жил он один, но по дому передвигался легко, не натыкаясь на предметы. Надо полагать, изучил его уже во всех подробностях.

— Итак… — начал Ян, усевшись на грубый табурет и ставя на стол оловянный кувшин с пивом из ближайшей корчмы. — У Мантайфеля родилось две дочери, но воспитывает он одну. Вторую хотел убить, причем вместе с женой. Все верно?

— Да, ваша милость, — прежде чем ответить, старик основательно приложился к дармовой выпивке и любовно огладил кончиками пальцев кошель с серебром. Гость положил его на средину стола. — Так все и было. Только убить он обеих деток хотел. Вместе с супругой, графиней, стало быть.

— Но не убил? Почему?

Старик дернул плечом, мол, я-то откуда знаю. Но Ян видел, что ответ информатору известен, только он почему-то не хочет его озвучивать.

— Мастер Дорн, — произнес он, устав смотреть, как слепец уже вторую минуту цедит пиво из глиняной кружки. — Вы же знаете ответ, да?

Дорн никак не отреагировал. Тогда Эссен решил действовать по-другому. Бросил на стол кошель с серебром — так, чтобы монеты звякнули погромче. Старик чуть заметно дернулся, но пиво пить не прекратил.