– Лукашка?

– Кличут Лукою, государь.

– Верно ли, что ты, холопь и крепостной дворянина Спафариева человек, за него надобный курс навигаторства и иных художеств изучил? Отвечай правду. Не бойся...

– Ты говори, Лукашка, - шмыгая разбитым носом, подтвердил дворянин. Ты не бойся, твоей вины тут нету...

Денщик стоял перед царем в спокойной позе бывалого моряка - чуть прирасставив для устойчивости ноги, с руками в карманах короткого, крапивного цвета суконного кафтана. Было заметно, что он соображает, как себя вести, и приглядывается и к царю и к жалкому своему барину, но вместе с тем в Лукашке нельзя было заметить и тени искательности - просто он был неглупым мужиком, себе на уме, вовсе не желающим попадать впросак. И Петр смотрел на него не торопя и не пугая: поведение спафариевского денщика понравилось Петру - он умел угадывать сразу смышленых людей, - и Лукашка показался ему мужиком с головою. Да и вид денщика - обветренное, скуластое, выбритое досиня лицо, белые, плотные, мелкие зубы, широкие плечи, - все внушало доверие к этому человеку.

– Ну?
– наконец сказал царь спокойно и добродушно.
– Долго думать будешь? Отвечай - обучен али не обучен?

– Обучен, государь, - низким, глуховатым голосом ответил калмык.

– Силою дворянин тебя посылал в учение?

– Зачем силою?
– с короткой и доброй усмешкой ответил Лука.
– Он, господин мой, ничего, жалиться грех. По амурной части ходок, а чтобы драться - не упомню. Нет, государь, не силою. Самому мне науки любопытны...

Дворянин жалостно всхлипнул за ящиками. Калмык косо, но с сочувствием взглянул на него и потупился.

– На вопросы, кои задам тебе, берешься ответить?
– быстро спросил Петр.

– Что ж, государь, не ответить. Коли знаю, так и отвечу, а коли нет прости...

Петр велел Меншикову прибрать со стола и разложил перед собою меркаторские карты, чертеж судна, циркуль, записки свои по новому корабельному строению, листы с добрыми пропорциями для галиота. Он делал все это не торопясь и взглядом как бы поверял Лукашку: испугается или нет. Но тот нисколько не испугался, хоть лицо его и было напряжено, а смышленые, зоркие глаза поблескивали острым любопытством.

– Садись здесь, насупротив!

Денщик сесть сразу не решился, еще постоял для приличия.

– Сказано, садись...

Лукашка расстегнул кафтан у горла, сел на самый край лавки. Петр углубился в рассматривание корабельного чертежа. Лукашка улучил мгновение и быстро, подбодряюще, одним глазом подмигнул Спафариеву. Тот только шепотом застонал в ответ.

– Что сие есть?
– спросил Петр, ткнув указательным пальцем в чертеж.

– Стень-вынтреп!
– ответил калмык.

– Сие?

– Сие, государь, гротбомбрамстеньга...

– Ты что, чесноку налопался, что ли?
– неприязненно принюхиваясь, спросил Петр.
– Несет от тебя...

– Его, государь!
– скромно ответил Лукашка.
– Соскучился, покуда у шведов в узилище сидели. Две головочки покрошил, да с сухариком, да с водицей...

Петр поморщился, стал спрашивать дальше, потом велел:

– Дыши в сторону!

Денщик отвечал на все вопросы точно, ясно, все понимая, но со скукою в голосе. Потом вдруг произнес:

– То, государь, ей-ей, и ученая сорока зазубрит. Коли делаешь мне екзамен по чину - спрашивай дело. Кораблем командовать - голова нужна, ты, люди сказывают, сам мореход истинный, для чего свое царево время на вздоры тратишь. Спрашивай по-истинному!

Царь с долгим изумлением посмотрел на калмыка и усмехнулся, увидев, что тот сам напуган своими словами.

– Ну-ну!
– вздохнул Петр.
– Не без наглости ты, навигатор!

– Прости, государь, - согласился Лукашка.
– Да и то ведь, коли попал я науками студироваться, так скромника с потрохами бы сожрали...

– Сие верно!
– смелея, подтвердил из-за ящиков и кулей дворянин.
– В Парыже, государь, ежели правду...

– Ты молчи!
– крикнул Петр.
– Шаматон, собака!

И опять стал спрашивать калмыка и, спрашивая, заспорил с ним, где лучше и ловчее закладывают корабельный киль - в аглицких верфях али в голландских. Царь горячился и зло таращил глаза, а Лука был спокоен и даже посмеивался - так совершенно был уверен в своей правоте. И болезни корабельного дерева - табачный сучок, крапивный сучок, роговой - калмык знал, и как вить пушечный фитиль, и как вязать морской узел - кошачьи лапки...

– Ну, братец, утешил!
– сказал Петр, утомившись спрашивать и спорить.
– Зело утешил. Добрый моряк с прошествием времени будет из тебя для флоту русского. Женат?

– Нет, государь, не женат...

– Оженим. И невесту тебе сыщу - лебедь.

Подумал, потер шершавыми ладонями лицо, отфыркнулся, словно усталый конь, и велел Меншикову писать от своего государева имени. Александр Данилыч перестал зевать, рассердился: писать он едва умел, забывал буквы, торопясь, иногда только делал вид, что пишет, - полагался на свою память, а потом все почти дословно пересказывал Ягужинскому или иному, кто силен по письменной части.