– И колец нет, - выдыхаю с грустью.

Разбиваюсь о напряженное молчание мужа.

– Пожалуйста, - переборов удушающее смущение, которое неуместно между супругами, я накрываю его ладонь своей. Он тут же перехватывает мою руку и сжимает. – Прошу тебя, присмотри за детьми, пока я здесь? Или договорись с врачом, чтобы меня выписали раньше? – отрицательно качает головой, а я захлебываюсь паникой, не понимая, с каким именно пунктом он не согласен. – Послушай… - лихорадочно роюсь в своем сознании, а там чисто, как после генеральной уборки. – Я не помню твоего имени…

– Никита, - представляется он, и я импульсивно отдергиваю руку.

Имя отзывается неприятным, колющим чувством в груди. Холодом и отвращением. Словно чужой кто-то. Но смотрю в серо-голубые глаза, внимательно изучающие мою реакцию, и смягчаюсь, ощущая противоположные эмоции.

– О детях можешь не беспокоиться, - поднимается он с места. – Они под присмотром. Завтра приеду с ними. Выздоравливай, - проговаривает безэмоционально.

И очень быстро покидает палату.

– Пока, - бросаю в закрытую дверь и ощущаю, как по виску стекает слеза.

Поворачиваюсь на бок и молю лишь о том, чтобы Никита действительно вернулся с мальчиками. Как же страшно быть беззащитной и… одинокой.

Страшно, но… привычно.

***

Несколько дней спустя

Ярослава

– Ма-ам, - зовут Коля и Митя еще из коридора. Их визг врывается в палату намного раньше, чем они сами.

Приподнимаюсь в постели и устраиваюсь полусидя, оперевшись спиной о подушку. С нетерпением жду своих мальчишек и… их Папу Мороза, как смешно они его зовут.

Мы с Никитой не возвращались больше к теме наших отношений. Он не спешит рассказывать мне что-либо, а я боюсь спрашивать, чтобы не разрушить хрупкую иллюзию счастливой семьи.

Каждый день муж посещает меня с детьми. Вместе мы проводим около получаса. А я и этому рада. Живу от встречи до встречи.

– Что я вам говорила, мальчики? – пытаюсь сохранять строгий тон, почти учительский, но улыбка пробивается сквозь маску «суровой мамы», когда я вижу Колю и Митю.

Они летят ко мне, раскрасневшиеся и взъерошенные, не успевают затормозить, врезаются друг в друга, но меня стараются беречь. Останавливаются возле койки – и дальше действуют спокойнее и аккуратнее. Обнимают меня осторожно, забираются на край матраса.

– Ты говолила, чтобы мы не олали в больнице, - важно поднимает пальчик Митя.

– А вы? – изгибаю бровь.

– Немного превысили громкость. Поняли, приняли, исправимся, - чеканит Коля, будто вызубренную фразу воспроизводит.

– Что? – смеюсь я. – Где ты этого нахватался? Кто вообще так выражается?

– Папа Мо'гоз, - незамедлительно «сдает» Никиту Митя.
– Когда олет на телефон.

– Зачем он на него орет? – хмурюсь я, переживая о детях. – А на вас папа… тоже орет? – сглатываю испуганно.

– Не-ет, ты что, - оба интенсивно головами вертят. – Он у нас воспитанный, - переглядываются лукаво, звонко хохочут, и теперь мне искренне жаль Никиту становится.

Невольно в сторону дверного проема посматриваю. Жду мужа, но он не торопится входить. Видимо, опять с доктором обсуждает что-то. Меня беспокоит, что они говорят обо мне за моей спиной. Будто я безнадежно больна, а от меня скрывают диагноз…

– А мы сегодня тебе шоколадное печенье принесли, как ты просила, - вновь срывается на крик Коля, довольный тем, что получилось мне угодить.

Соскакивает с кровати, мчится в коридор, нагло перебивает папу и доктора, а возвращается уже с пакетом. Достает оттуда бумажный сверток с логотипом пекарни и протягивает мне.

– Тш-ш! – шикаю на Колю, но угощение беру. – Вдруг мне нельзя, тогда медсестры заберут.

Подрагивающими от нетерпения руками разворачиваю бумагу, вбираю аромат какао и ванили. Прикрываю глаза от удовольствия. Но прежде, чем взять самой, протягиваю пакет детям, которые только и ждали этого момента. Ведь мы всегда с ними все делим поровну… Наверное…

– Можно, - родной голос заставляет улыбнуться. Непроизвольно так происходит. Каждый раз, когда появляется Никита.
– Я узнавал у врача. В противном случае не было бы никакого печенья, - сообщает серьезно, шагая к нам.

– Он с вами тоже такой злюка? – ехидно шепчу я, зная, что муж слышит. И, не выдержав, кусаю печенье. Крошки летят на постельное белье, и я спешу их стряхнуть.

– Неа, воспитанный, - повторяет Коля, и оба опять смеются.

Вторю им. Погружаю в рот еще кусочек лакомства, пачкаюсь шоколадной пастой, которой два круглых печенья слеплены воедино. Поперхнувшись, закашливаюсь. Никита тут же находит в пакете бутылку минеральной воды и, открыв, подает мне.