Действительно, если мои предыдущие примеры показались вам экстремальными – как достижения, так и страдания – это потому, что во многих отношениях они такие и есть. Экстремальное поведение обычно связано с крайней дисрегулированностью – и это является отличительной чертой кого-то, кто маскирует, подавляет, отрицает что-то в себе, употребляет назначенные себе самому лекарства или же пытается преодолеть собственную крайнюю дисрегулированность наилучшим известным ему способом. Как я уже говорила, «смирись и двигай дальше» – была одна из моих основных стратегий преодоления, но есть много других стратегий, которые могут больше соответствовать вам, такие как та или иная форма зависимости, табакокурение или токсикомания, беспорядочное пищевое поведение, внебрачные связи, адреналиновая зависимость, обсессивно-компульсивное поведение, самоповреждение, домашнее насилие или вспышки гнева, изоляция, разобщение, а также экстремальная прокрастинация или парализованность. Я буду рассматривать их далее, на протяжении всей этой книги.

Таким образом, надеюсь, что вы сможете распознать проявление этого механизма и в собственной жизни. Этот механизм в той или иной степени влияет на всех нас; ему подвержен любой человек, который не может провести повторную калибровку своей системы ум – тело после стрессового или травмирующего события, такого как наводнение, автомобильная авария, потеря работы или любимого человека. Ему также подвержены те, кто обычно перегружает свою систему ум – тело, переживая продолжительный стресс без адекватного восстановления, например разбиваясь в лепешку, чтобы уложиться в срок, или работая по многу часов в течение длительного периода без выходных.

Как следует из приведенных определений, стресс и травма – это континуум. В нашем обществе мы обычно думаем о хроническом стрессе (как например многолетний трудоголизм без достаточного отпуска), как о чем-то отличном от шоковой травмы (теракт, сексуальное насилие или автомобильная авария), и что обе эти категории отличаются от травмы развития и реляционной травмы (например, когда человек рос в жестокой семье, в обстановке оскорблений и насилия). Я не собираюсь объединять эти категории или говорить, что они одинаковы. С точки зрения того, как мы индивидуально и коллективно понимаем и осознаем эти различные виды событий, они абсолютно не одно и то же. Тем не менее, с точки зрения нашей нейробиологии – то есть с точки зрения того, как наш мозг, вегетативная нервная система и тело переживают такого рода события, – они действительно довольно похожи. На самом деле, последствия того, что вы живете жизнь изможденного офисного работника, теснее связаны с последствиями, с которыми сталкивается ветеран боевых действий с ПТСР, чем в это заставляют нас поверить распространенные социальные интерпретации.

Там, где мы обнаруживаем себя в континууме между стрессом и травмой, все зависит от того, как наша система ум – тело (сознательно и бессознательно) воспринимает текущую ситуацию – и особенно от того, чувствуем ли мы, что у нас есть свобода выбора во время этой ситуации. Чем меньше свободы выбора мы ощущаем, тем более травматичным будет данный опыт для нашей системы ум – тело. Этот принцип – фундамент, на котором строится ФТУО.

Цель ФТУО состоит в том, чтобы научить человека находить в себе свободу воли и иметь доступ к ней в любой ситуации, независимо от того, насколько сложной, стрессовой или травмирующей эта ситуация может быть. Опираясь на тысячелетние традиции воинов, имевших те же стремления, ФТУО культивирует мудрость и мужество – два качества, необходимые для достижения свободы воли, которая способна адаптивно действовать во время стресса и во время восстановления после него. В этой книге я научу вас обращаться к своей свободе воли – как на микроуровне, внутри системы ум – тело, так и на макроуровне, в ваших взаимодействиях с другими и с внешней средой.

Мы живем в мире, где темп перемен постоянно ускоряется. Технологические инновации, особенно в области генетики, нанотехнологий, нейробиологии, робототехники и искусственного интеллекта набирают обороты наряду с глубокими социальными, этическими и философскими последствиями этого.

Мы также видим растущую политическую раздробленность, «фейковые новости» и недоверие к социальным институтам, в то время как движения Black Lives Matter и # MeToo [9] проливают свет на устоявшиеся социальные модели расизма, сексизма, гомофобии и сексуального насилия. Действительно, в 2017 году 59 % взрослых американцев сказали, что считают, что сейчас, насколько они могут помнить, мы достигли самой низкой точки в нашей национальной истории, – и это самоощущение разделяют американцы всех поколений, включая тех, кто пережил Вторую мировую войну, войну во Вьетнаме и террористические атаки 11 сентября. Помимо этих человеческих конфликтов, напряжение от перенаселенности, изменение климата и масштабней-шее массовое вымирание видов с тех пор, как динозавры покинули землю шестьдесят миллионов лет назад, угрожают биоразнообразию, здоровью и потенциалу нашей планеты. Все это не новость, но когда мы принимаем все это во внимание, неудивительно, что наши системы ум м тело – изначально разработанные двести тысяч лет назад и остающиеся в значительной степени неизменными с тех пор – часто кажутся слишком хрупкими, чтобы со всем этим справиться.

Действительно, по нескольким показателям Соединенные Штаты сегодня – одна из самых жестоких, подверженных стрессу и травмированных стран мира. Показатель смертности в США от огнестрельного оружия – 3,85 смертей на 100 000 человек, большинство из которых – самоубийства – превосходит этот показатель у наших социально-экономических партнеров: это в восемь раз больше, чем в Канаде, и в тридцать два раза больше, чем в Германии. США с декабря 2012 года до октября 2017 года пережили более 1500 массовых убийств – по меньшей мере 1700 убитых и 6100 раненых.

Только Йемен – пограничное недееспособное государство, погрязшее в гражданской войне, – имеет более высокий уровень массовых убийств на душу населения, чем мы. Если взять более широко, в 2016 году в США жертвами насилия стали 5,7 человек – это 21,1 на 1000 человек – включая изнасилования / сексуальное принуждение, грабежи, а также нападения, в том числе с отягчающими обстоятельствами. У нас также самый высокий в мире показатель содержания под стражей: более 2,3 миллиона человек находятся в исправительных учреждениях.

В то же время 89 % взрослых в Соединенных Штатах сообщают, что они пережили по крайней мере одно травмирующее событие в своей жизни, а большинство взрослых сообщают о том, что они пережили многочисленные травмирующие события [10] . Конечно, не у всех, кто испытывает травматическое событие, разовьется травма. У 4–6 % мужчин и 10–13 % женщин в Соединенных Штатах по крайней мере один раз в жизни было зафиксировано развитие ПТСР; показатели пожизненного ПТСР более чем в три раза выше среди мужчин, переживших воздействие боевых действий, и женщин, подвергшихся сексуальному насилию. ПТСР редко встречается в одиночку, чаще всего оно идет рука об руку со злоупотреблением наркотическими и психотропными веществами, глубокой депрессией и тревожными расстройствами. Когда у кого-то есть ПТСР и присутствует одно из этих вышеперечисленных дополнительных условий, такие люди также более склонны к связям с интимными партнерами, расположенными к насилию и суицидальному поведению.