Все оказалось намного хуже. Лучше б она не ездила. Разве стоила того какая-то одежда?

Конечно, все это было полным безумием. И копия свидетельства о браке, которую положил перед ней Баюн, сдобрив свои действия парочкой ругательств в ее адрес, и ворох фотографий, присланных Настасьей («Да замужем вы, уже пятнадцать лет как… Яра, отойди от унитаза! Да нормальный у вас брак был… Яра, не надо стирать в унитазе носки!.. Прости Василиса, я перезвоню…»), ободряющая улыбка Варвары («Все обязательно наладится, ты обязательно вспомнишь»), нахмуренное лицо Данилы («Он твой муж, негоже это, поговори с ним»). А еще дети. В отличие от новости, что учившая их ведьма мертва, которую они восприняли на удивление спокойно, на новость о том, что Василиса совершенно не помнит Кощея, они вдруг побледнели, переглянулись испуганно. Демьян долго мялся, потом, подбодренный толчком в плечо от сестры, покраснел и сказал:

— Василиса Петровна, вы только не подумайте чего… Но мы же у вас с Константином Иосифовичем неделю прожили, мы же вас вместе видели, вы же друг друга точно любите… Василиса Петровна, вы только не сердитесь, но мы как-то вас у него в кабинете застали…

Василиса прервала этот поток откровений. Она точно не хотела знать, что они делали в кабинете у Кощея. Она вообще ничего не хотела знать. И уж тем более вспоминать. В любом случае, все это было не так страшно. Свидетельство можно было подделать, фотографии смонтировать, на чужой разум воздействовать, не так уж и много людей нужно было заколдовать, всего с десяток…

На самое страшное она наткнулась, когда уже после посещения дома Кощея решила удалить сообщения, те самые, странные, что он прислал ей с утра того злополучного дня, когда все сошли с ума и мир перевернулся с ног на голову. Она совсем забыла о них, но они были первым, о чем она подумала, когда выбежала за калитку и юркнула в машину.

«У тебя все хорошо?»

«Да или нет?»

Тогда она не ответила на них, потому что не поняла, от кого они пришли. Абонент был подписан как «Кош», и на обратном пути в Контору Василиса вдруг сообразила, кому могло принадлежать это имя.

Надо было удалить всю переписку разом, не заглядывая, но влекомая неискоренимым женским любопытством, она открыла ее. Это была ошибка. К утру она прочитала ее всю. Несколько тысяч сообщений за последние пять лет. Сотни и сотни коротких посланий, рассказывающих о чьей-то чужой, абсолютно точно чужой, но такой заманчивой жизни. Жизни, о которой Василиса мечтала когда-то. Все это было абсолютно невозможно. Но разве можно подделать пять лет слов? Разве можно подделать ее слова? Ведь она узнавала себя в них. Или может быть, это была переписка вовсе не с ним?

«Кош, я понимаю, что ты бессмертный и ничего не боишься,

но кажется после сегодняшнего Баюн всерьез задумал тебя убить».

И ответ:

«Сижу в процессе, задыхаюсь от тупости представителя истца

и уже не так уверен в своем бессмертии».

«Все стало совсем плохо, пусть Баюн поторопится».

Какие-то бытовые просьбы:

«Забыла купить хлеб, заедь, пожалуйста.»

Ссоры, заканчивающиеся шутками:

«Еще раз повторится то, что сегодня было,

и домой можешь не возвращаться».

«С точки зрения права это мой дом.».

«У меня лучший адвокат в этом городе,

он тебя без носков оставит, не то что без дома».

«Лучший адвокат в этом городе — я».

«Ну так а я о ком? Ты же не бросишь меня

в такой непростой ситуации?»

Пару раз Василисе пришлось покраснеть:

«У меня большие планы на эту ночь.»

«Прости, но я пас. Жутко устал.

Хочу лечь и забыться.»

«Кош, я уже не помню, когда мы в последний раз были вместе.

Скоро начну отмечать эти дни в календаре красным».

«Ладно, просто скажи, черное или белое».

«Василиса, ты вышла замуж за старика.

Чего ты от меня хочешь?»

«Да, ты угадал, это мой план: загонять тебя

до смерти и остаться богатой вдовой».

«Всегда знал, что ты ме ркантильн аи

просто хорошо это скрываешь».

«Кош, я серьезно».

«Я тоже. Надо серьезно подумать