Шрифт:
— Все, успокойся. Она не будет Евой. И повторения — это не так страшно, у меня в классе было еще три Григория.
— И как вы друг друга различали?
— По фамилиям. И еще клички друг другу давали.
— А у тебя какая была?
— Белый.
— Почему «белый»? Ты же Черных…
— Да это я в третьем классе в мелу перемазался, так и пошло… До самого выпуска только так и называли…
— Тебе не было обидно?
— Да не, нормально. Мы все друг друга как-нибудь называли.
— А у меня не было клички…
— Только не говори, что собираешься расстраиваться еще и поэтому поводу. Ладно, давай посмотрим нормальные имена. Так, Марина, Мария, Марта, Майя… Майя, кстати, ничего. Что скажешь?
А Майя и правда звучало хорошо.
— Черных Майя Григорьевна, — задумчиво проговорила Яра и обратилась к животу. — Как тебе, дочь?
И вдруг ощутила пришедший изнутри отклик, который невозможно было передать словами.
— Ты чего? — всполошился Гриша, заметив, как изменилось ее лицо.
— Ей нравится, — тихо ответила Яра, боясь спугнуть момент. — Ты Майя, да?
В ответ дочь пнула ее пяткой прямо в то место, где лежала ладонь Гриши, да так и оставила, чтобы он погладил. Если бы Яра сама раз за разом не наблюдала эти эпизоды их общения, то в жизни бы не поверила, что так бывает.
— Ну вот и решили, — улыбнулся Григорий.
— Майя, — повторила Яра и вдруг с небывалой ясностью осознала: у них будет ребенок. Настоящий. Живой. Девочка. Их с Гришей продолжение. Ничего не было, а они взяли и сотворили ее, и теперь она живет в ней, готовясь выйти в этот большой мир, такая маленькая, слабенькая, беззащитная, и конечно же они сделают все-все-все, чтобы уберечь ее…
— Ну, и чего ты опять ревешь? — прижал ее покрепче к себе Гриша.
Поцеловал в макушку.
До родов оставалось три недели и два дня.
История девятая. Часть первая.
Плачь и смотри, со стороны
Счастье босиком по ковру перед сном.
Плачь и смотри, у него глаза твои,
И если бы не ты, мы бы были втроём.
Не пара — Плачь и смотри
— Майюш, солнышко, ну давай хоть ложечку. Сама хочешь? Хорошо…
Ложка тут же была использована в качестве катапульты, каша угодила Яре на футболку и стекла вниз. Яра точно помнила, что сегодня утром в шкафу это была последняя чистая футболка.
— Майя! Так нельзя! Отдай ложку!
Ложку дочь отдавать не пожелала. Вместо этого принялась лупить ею по тарелке, разбрызгивая кашу во все стороны.
Только что вышедший из душа Гриша зашел на кухню и нахмурился, разглядев представшую перед ним картину.
— И зачем ты ей это позволяешь? Замечательно, теперь руками. Яра, ну что это такое?
Разговаривать с ним Яре не хотелось. Она все еще была зла на него за ночь. Майя спала сегодня плохо, и только на руках, и если Яра ходила и качала ее. Саму Яру тоже качало, она раз за разом пыталась лечь с дочерью в постель, но та начинала плакать. После полутора часов этой экзекуции Гриша пробормотал что-то злобное, забрал свою подушку и плед с кровати и ушел спать в гостиную. А Яра еще почти час сражалась с их ребенком. И утром, когда Майя проснулась и разбудила ее, встала совершенно разбитой.
— Яр, ну ты вообще собираешься что-нибудь делать? — воскликнул Гриша.
Нет, она не собиралась. Честно говоря, ей было легче отмыть потом кухню, чем остановить это безобразие. И сейчас она пыталась сделать вид, что ничего не происходит, а, значит, от неё ничего не требуется. Она устала. И все, чего она хотела, чтобы ее оставили в покое. Надолго.
Ксюша была права. Майя отлично избавила ее от чувства одиночества. Ни минуты одной.
— Яра! — гаркнул Гриша, его окрик ударил по и без того оголенным, обожженным нервам, и она очнулась.
Майя продолжала лупить ладошками по каше.
— Да хватит уже! — закричала Яра на дочь и дернула на себя тарелку.
Майя тут же разразилась криком.
— Ты с ума сошла! — воскликнул Гриша, и потом добавил тихо и зло. — Не можешь держать себя в руках, уйди отсюда.
— И что дальше, не пойдешь на работу и будешь с ней сидеть? — выплюнула Яра, чувствуя как на глазах выступили слезы. В последнее время она много плакала. — Я просто пытаюсь ее накормить! А ты только высказываешь претензии вместо того, чтобы помочь! Сам-то хоть раз пробовал это сделать?