Возможно, у лорда Коллинза были какие-то мысли по разрешению этих вопросов, но он уже явно не собирался их высказывать. Улыбка его окончательно погасла — он поджал губы, то и дело покусывая верхнюю от волнения. Взгляд стал угрюмым и как будто бы разочарованным… О Боже. Только этого не хватало.

Генрих нервно пригладил волосы, не зная, что сказать, чтобы вернуть расположение старого наставника. Чувство вины впилось в душу и заставило его сделать судорожный вдох, но в голове было совершенно пусто — и слов подобрать он не смог.

— Ты не понимаешь, какую удачу упускаешь, — сказал лорд Джеймс отстранённо, видимо, ещё не теряя надежды его уговорить. И Генриху на мгновение захотелось поддаться этим уговорам, но… От этого же зависит его будущее! Его жизнь, его судьба! И он не должен позволять распоряжаться ими кому-то ещё, кроме себя, даже своему учителю, человеку, научившему его всему, что он знал, и некогда поступавшему с ним лучше, чем родной отец… — Это ведь шанс сделать наши земли сильнее и навсегда предотвратить возможность какой-либо вражды… Твоя мать не хотела, чтобы мы воевали.

— Я тоже не хочу. И мы можем в будущем избежать войн иначе, не заключая этот брак.

— И это твоя благодарность? — пустил в ход Джеймс свой последний козырь. Он окончательно разозлился и уже не пытался это скрывать, а то, как он сжал рукоять меча, попросту пугало — будто он готов был извлечь клинок из ножен и воспользоваться им по назначению…

— Вы не можете обвинять меня в неблагодарности, — покачал головой Генрих — он тоже чувствовал гнев, но старался сдерживать его, чтобы не наговорить лишнего человеку, которого, видит Бог, всё ещё очень уважал и любил. — А я, в свою очередь, не могу в качестве благодарности жениться на вашей дочери, потому что она — не вещь, у неё есть своя воля, и мой потенциальный брак с ней просто не может стать каким-то подарком вам или вроде того.

Ну вот, всё-таки не сдержался и наговорил.

Джеймс долго не отвечал, смотря то в глаза Генриху, то куда-то сквозь него — видимо, на город за окном.

Лорд Штейнберг наконец-то отпрянул от окна, понимая, что продолжать этот разговор попросту глупо. Иначе они поссорятся окончательно, а этого ему хотелось меньше всего.

— Прошу вас, не стоит вам так волноваться. — Генрих приблизился к лорду Джеймсу и с нескрываемой печалью посмотрел в его глаза. Тот сразу же отвернулся. — Вы жаловались на сердце — так что берегите себя. Хотя бы ради вашей Кристины. Пока у неё никого, кроме вас, нет. Я уверен, вы сможете найти для неё достойного супруга, достойнее, чем я, того, кто не будет пренебрегать счастьем взять её в жёны. Или ещё лучше — того, кого выберет она сама. Ещё раз простите… и пусть она тоже простит.

Он хотел напоследок коснуться его плеча, но передумал: лорд Джеймс был уже не так молод, но всё ещё способен перехватить его руку и вывернуть из сустава.

Мысль, что Генрих попросту испугался своего бывшего учителя, несколько насмешила.

Но эта невесёлая усмешка быстро сменилась разъедающим душу отчаянием — когда лорд Джеймс молча развернулся и удалился прочь.

Кристина встречала отца у въезда в Нижний город, у Восточных ворот. Северные, правда, были больше и наряднее, они считались своеобразной «триумфальной аркой» Эори, но сегодня лорд Джеймс подъезжал к замку с востока: после пира на Королевском острове он переправился морем к Серебряному заливу, а оттуда уже поскакал домой — строго на запад.

В волнении Кристина сжимала поводья своего серого коня, чей круп был укрыт тёмно-синей попоной. Весна согревала мир мягким южным ветром и тонкими солнечными лучами, и Кристине сделалось жарко в плаще и сером изящном камзоле, сшитом специально для её девичьей фигурки. Она расстегнула несколько верхних пуговиц, чтобы лёгкий ветерок хоть немного обдул её шею, но под строгим взглядом сестры Эстер застегнула обратно через пару минут.

После смерти господина Гленна монахиня начала относиться к Кристине мягче и вроде бы даже проявляла жалость и сочувствие, но по-прежнему следила за её поведением и речью, запрещая чертыхаться. Сейчас она сидела на коне чуть сзади Кристины, рядом с капитаном Фостером — к нему сестра Эстер всегда относилась куда лучше, чем к покойному Освальду.

Сидеть верхом в юбке было не очень удобно — подол задирался до колен, приходилось покрывать ноги плащом или надевать под платье штаны, поэтому Кристина, несмотря на торжественность случая, нарядилась в свой новенький костюм для верховой езды: камзол, штаны и сапоги. В платье она переоденется дома, для пира, и видит Бог — отец будет доволен. Сестра Эстер же не посмела пойти против традиций (монахиня в штанах — слыхано ли!) и поверх своего серого шерстяного платья надела длинный плащ, прячущий всё, что она считала неприличным. Если прибавить к этому ещё и глухой, закрывающий шею платок, то сестре Эстер можно было лишь посочувствовать — вот кому было уж точно жарче, чем Кристине.

И вот наконец вдалеке показались очертания всадников, знамён и повозок — вслед за лордом Джеймсом ехали его вассалы, рыцари и солдаты. Он был щедрым и гостеприимным господином, поэтому заранее приказал Кристине, чтобы она занялась подготовкой пира. Пир у короля — это, конечно, прекрасно, но нужен ещё один, в Эори, для тех, кто помог лорду Коллинзу одержать все победы в минувшей войне.

Толпа была поменьше, чем тогда, когда отец уезжал, и Кристина не сдержала вздоха облегчения: за время войны казна изрядно оскудела, на какие же средства пришлось бы кормить целое войско, собранное со всего Нолда? Но нет, сегодня людей было не так много, как она боялась. Часть из них она поселит в гостевом крыле, а те, что попроще, остановятся в лучших трактирах Нижнего города. Никто обиженным уйти не должен.