А потом еще бабушка, ее любимая Нэнни, упала в парке. Они только сейчас обсуждали перипетии царевича-волка, который намеревается красть принцессу, и тут бабушка падает. Она лежит на земле. Габи тянет к ней свою руку: «Вставай, вставай». И бабушка говорит: «Все хорошо». И потом она просто лежит. Подходят люди, о чем-то шепчутся, потом приезжает белая машина, бабушку увозят и возвращают назад в длинной коробке. Коробку заносят в зал. Бабушка в ней худенькая и какая-то не такая. Мама ставит тазик под коробку. Вокруг люди в черном, они плачут, но как-то чудно, громко и с завываниями.

Потом коробку выносят во двор, подходят люди, смахивают слезы рукавами, глядя на бабушку. Бабушка лежит. Наконец, ее вместе коробкой кладут на машину, которая медленно отъезжает, при этом какой-то мужчина кидает елочные ветки, а сзади идут люди с разными инструментами и играют медленную музыку, стараясь эти ветки обходить, не наступать на них – эта такая немного игра, обойди ветку с тромбоном, стараясь не сбиться с пути.

Так Габи поняла, что Бог наказывает девочек, рисующих на моющих обоях, забирая у них бабушек, и твердо решила не делать ничего дурного, но то и дело случались какие-то непредвиденные обстоятельства. Так однажды она взяла мамину марганцовку, нанесла на глаза и, когда смывала, обнаружила, что все ее лицо в крови. Габи позвонила маме на работу, та захрипела и положила трубку, перед этим тихо-тихо произнеся: «Еду». Инцидент был исчерпан после того, как мама взглянула на Габи, но потом пришлось помогать ей, неся бутылочку с надписью «корвалол». «Ох, Боженька, только не злись», – говорила девочка, глядя в небо, «я не нарочно». Она очень боялась шалить, но это получалось само собой.

– –

В школу она пошла со своим папой, который был немного навеселе, тогда она не понимала, в чем дело, только по реакции мамы можно было увидеть, что что-то не так. До какого-то возраста Габи не могла называть папу папой, потому что он был оборотнем. Он мог прийти среди ночи и рубить топором дверь, а они с мамой боялись. Он мог ломать и крушить мебель, и тогда они уходили в ночь на дачу, а иногда жили у маминых друзей. Так что Габи не могла обращаться к нему нежнейшим образом – в силу того, что он больше был похож на монстра, чем на человека, тем более отца. Внутри себя она называла его п. – это и пугать, и папиросы, и просто глухой звук. В ее первое сентября мама чмокнула ее, как всегда, пожелала хорошего дня и ушла на работу, а они с п. пошли в школу, где он заставлял ее позировать фотографу и улыбаться, в результате чего родилась фотография с самой натянутой улыбкой в мире. Габи стояла на линейке, смотрела на всех этих нарядных людей, но хотела только одного – по-маленькому. Она очень сильно хотела в кустик, но к п. она обратиться не могла, так как это же оборотень, а никого больше она там не знала, и сделала это в итоге в колготки.

Габи навсегда запомнила звук, который возникает, если шлепнуться мокрой попой на стул. Она сидела так на первом в своей жизни уроке и периодически подпрыгивала, чтобы снова услышать то чвяканье, которое казалось ей таким необычным. Когда они вернулись домой, она пыталась скрыть следы происшедшего, запихнув колготки в шкаф, но п. заметил это и начал ругать ее за то, что она не попросилась выйти. Габи пошла в угол – и это то, как началась священная пора школьной жизни, которая вся целиком будет развернутым повторением первого дня – с его хлюпающими звуками и угловатым наказанием за преступления, которые совершали смеховички, а виновата всегда была она.

Когда смеховички первый раз появились, она не испугалась, вежливо поздоровалась и попробовала вступить в контакт, но ничего не вышло, и тогда она попробовала их нарисовать, но вышло какое-то недоразумение, и тогда она написала им, написала, как умела, и это был прорыв, да. Да, вот что мне нравится, подумала она. И с тех пор в любой непонятной ситуации она утыкалась в книгу или делала ее сама, записывая свои состояния на листочках бумаги, руке, салфетке, но только не на обоях. На обоях она больше никогда не писала и не рисовала, никогда.

– –

Чего ждать от жизни в поселке городского типа, где после девяти лежащих людей на улицах больше, чем идущих? Что ждать от такого? Все шло к тому, что она показала бы Боженьке фильм ужасов по мотивам своей судьбы, но в какой-то момент Габи попала в волшебное царство воображения, и жизнь пошла по совершенно другому сценарию.

Первый эпизод был связан с книгами, выкинутыми в мусор. Мама работала на картонно-рубероидном заводе, и иногда брала Габи с собой, особенно когда работала по выходным, что случалось довольно часто. Любопытное существо могло часами бродить по огромному производству и «ничего не трогать», как они договорились. Руками было нельзя, но глазами-то можно. Там было столько открытий! Какие-то непонятные штуки, большие листы досок, мотки блестящих полов. Однажды после окончания рабочего дня они с мамой вышли на улицу, и в этот момент случилось то самое переломное событие, которое фатальным образом развернуло ее восприятие мира в сторону вещей, никогда в зоне ее интересов не находившихся. Она увидела настоящую реку книг. Книги лежали в самом разном состоянии – открытые, закрытые, перевернутые, свернутые, по фрагментам, но все вместе они были рекой. Габи тогда не знала слова «перфоманс» и не могла снять это на телефон и выложить в инстаграм (мобильных еще попросту не было). Она могла только почувствовать это волшебство своим маленьким сердцем, вобрать его, сохранить там.

Да, это была река книг. Сюда сгружали брак, который потом перерабатывали в полы. Мама сказала: «Иди, посмотри, может, найдешь себе что-то для чтения». Габи нырнула в пучину чуда и вытащила книгу про Нильса и диких гусей, а еще обе части «Алисы».

Придя домой, Габи с жадностью рассматривала свои сокровища. Нильс оказался полностью целой книгой, у которой просто не очень ровно обрезаны края, а «Алиса» была по частям, которые держались на ниточках. Мама дала эту книгу переплетчику, который был нанят заводом для сшивания бухгалтерских книг, и с тех пор у нее была настоящая книга, такая же, как в школьной библиотеке. Она не знала, с какой начать, и читала их обе в один момент, немного «Нильса», немного «Алисы», как будто женила их, и это именно то, как сложится ее жизнь – несмотря на внешний подозрительный антураж она будет сплошным счастьем и дерзким волшебством.

Да!

– Мама, Нильс полетел в Африку на гусе, я тоже так хочу!

– Нет, Габи, люди так не умеют. Посмотри, какой гусь маленький, а какой человек большой.

– Но мама, Нильсу же как-то удалось! Я все же попробую, ладно?

Мама обычно уходила в свои дела и часть разговоров увязала в нигде, вопросы оставались открытыми и были для Габи в некотором роде дверями несмотря на то, что она все еще немного боялась Бога с его резкими выпадами событий, но также осторожно разрабатывала план – как ей попасть в Африку на гусе. И примерно через пятнадцать лет все получится.