– А мне старый шлем выдали, – после длинной паузы сказал Ашер. – Совсем старый. Видел? Поцарапанный весь и гребень обломан. И ещё вмятина вот здесь, на самом темечке… Кому-то неслабо в этом шлеме досталось.

– Не боись, – сквозь зубы сказал Саксум. – Вычтут как за новый.

И снова наступила тишина, и снова два брата долго стояли, вслушиваясь в далёкое, умиротворяющее журчание цикад.

– Ты его больше не видел? – прервав молчание, спросил Ашер.

– Кого?

– Такфаринаса.

Саксум помолчал.

– Видел. Один раз. Издалека… Три года назад. Мы тогда думали, он в пустыню ушёл. После того, как его Фурий Камилл потрепал. А он совершенно неожиданно появился из-за холмов, сбил наши посты и обложил наш лагерь… На Пагиде это было. Это река такая. Южнее Тевесты… Можно было бы попытаться отсидеться – у нас, понимаешь, три полных манипула было, да ещё и лёгкой пехоты, из местных, пару кентурий бы набралось – для обороны, в общем-то, достаточно. Да и легион Апрония должен был дня через два-три подойти… Но наш префект, Декрий, он решил, что негоже ему – всаднику, трибуну – бояться какого-то там разбойника. Грязного, понимаешь, мусуламия. И он решил дать бой. Он решил показать – что значит крепкий воинский дух! Что значит, понимаешь, непобедимый романский характер!.. И вывел манипулы в чистое поле…

– И… что?

– У Такфаринаса был двукратный численный перевес, – как-то устало сказал Саксум. – И это только по пехоте. Кавалерии у нас почти не было вовсе. Две турмы. Против как минимум пяти ал… Непобедимого романского характера хватило ровно на одну атаку. Потом манипулы побежали. Мусуламии гнали их по полю и рубили, как овец… Декрий пытался остановить бегущих, но это всё равно, что остановить табун диких лошадей… Ему дротиком выбило глаз. Он был весь в крови, без шлема, без щита. Когда он понял, что манипулы не остановить, он повернулся и пошёл навстречу противнику… Один. С мечом в руке… Я видел, как мусуламии окружили его. Тыкали пиками, толкали лошадьми. Я видел, как туда подъехал Такфаринас, как перед ним все расступились. Он долго смотрел на окровавленного префекта, даже, кажется, говорил ему что-то. А потом самолично зарубил…

– …А ты?

– Я?.. Мы отступили обратно в лагерь. Две наши турмы и полкентурии пехоты. Лошадей пришлось бросить. Мы бились прямо в воротах… Понимаешь, у нас за спиной были женщины и дети – за два дня до этого у нас в лагере укрылся обоз из Тевесты. И ещё в госпитале было около сотни раненых. Мусуламии их бы всех вырезали. А женщин и детей забрали бы в рабство… Мы бы всё равно их не сдержали. Мы были обречены. Нас спасла передовая ала из легиона Апрония… Они даже не вступали в бой. Они только показались на том берегу реки. А мусуламии, видать, решили, что это – уже весь легион на подходе. И оставили нас в покое. Отошли… Если бы не эта ала, нас бы всех перебили… Да нас и так всех перебили! Из нашей турмы вообще остался я один. А из второй – Кепа и ещё двое: Идигер и ещё один парень, Нумерий Пол… Его потом возле Талы стрелой убило…

– Много тогда погибло? – спросил Ашер. – В том бою.

– Половина, – сказал Саксум. – Двух манипулов как не бывало. Как корова языком слизнула… А всем выжившим легат ещё и декиматию устроил. За трусость в бою, понимаешь.

– Де-ки-ма-тию? – повторил по слогам незнакомое слово Ашер. – Это что?

– Это? – декурион недобро усмехнулся. – Лучше бы тебе, Аши, этого не знать, – он вздохнул и добавил: – А мне лучше бы этого никогда не видеть… Это, понимаешь, когда каждого десятого, – помолчав, объяснил он. – По жребию… Свои же. Палками… До смерти…

– Это тогда тебя прозвали Саксумом? – спросил Ашер. – После того боя?

– Да, – сказал декурион. – После того… И декурионом меня тогда же поставили.

И опять повисла тишина. Гулко прокашлялся часовой внизу, под башней. Где-то далеко, в крепости, раздался рассыпчатый женский смех, раскатился колокольцем по узким улочкам, отразился эхом от соседних зданий и так же внезапно смолк.

– А почему ты тогда не ушёл к Такфаринасу? – спросил Ашер. – Ну, там, на Пагиде. Ты ведь говоришь, что хотел уйти. А тут такой случай! Зачем же было биться, жизнью рисковать?

– Понимаешь, – медленно сказал декурион, – именно тогда я как раз и не мог уйти. Я ж тебе говорю – там были женщины, дети… раненые. Уйти – это значило обречь их на смерть, на рабство. Я так не мог… Если бы до этого, втихаря как-нибудь… Или после…

– А к нему, вообще, много уходит?

– Много, – сказал Саксум. – У него, почитай, треть всей армии из беглых рабов и перебежчиков состоит. Бегут и бегут… И из Кирты бегут, и из Гиппо-Регия бегут, и из Ламбессы… Даже с Сикилии бегут. Ждут северо-восточного ветра, а потом лодку какую-нибудь воруют и плывут. От Сикилии до африканского берега, почитай, двести милей, и всё равно, понимаешь, плывут… Многие, конечно, не доплывают… – он помолчал. – У нас, из Тубуска, летом целая декурия к нему ушла. Прима своего зарезали и ушли. Дентера Руфа, беднягу… А про местных и говорить нечего! Он у них – народный герой! Они его, понимаешь, вождём выбрали, хотя он совсем даже не из знатного рода. Причём – главным вождём. Старшим над старшими. Или, как романцы говорят: примус интер парис – первый среди равных… Правда, некоторые его не признают. Ну, другие вожди. В основном те, которые из Птолемеев… Эти Тиберию помогают. У нас таких тоже полно… Таких Такфаринас режет беспощадно. Без разговоров. Легионера может не тронуть, даже отпустить может, правда без оружия, а нумидийцев своих режет, что курей. То-то они его так боятся. В плен не сдаются, дерутся, понимаешь, до последнего…

– А сейчас? – спросил Ашер.

– Что «сейчас»?

– Сейчас тебе не хочется к нему уйти?

– Хочется, – сказал Саксум. – Ещё как хочется! Там, у Такфаринаса, у него ведь там воля. Свобода!.. И деньги! Он ведь, понимаешь, обложил данью всю Нумидию. От Типасы до Тапаруры. Он же вождям мусуламиев условие поставил: или платите дань, или идёте со мной воевать против Ромы… Он набеги регулярные совершает. На богатые города. И всегда с добычей!

– Грабит?

– Грабит, – легко согласился декурион. – А чего бы не пограбить? И я бы с удовольствием пограбил. Купцов этих всяких, ростовщиков разжиревших. Которые, понимаешь, на нашем поте и на нашей крови разбогатели!