Любопытно другое – режиссер картины хвастается, что: "ничего этого не было, а историк Сванидзе в своём фильме о двадцатом съезде выдал мои кадры за документальные!" Понятное дело, намекает, что снято так здорово, что разошлось как исторический факт.

Не менее живуча легенда, что товарищу Сталину на семьдесят лет сделали "подарок". В одну ночь чёрные воронки пронеслись по Москве и Ленинграду и арестовали всех инвалидов, выживших на Войне. После чего сгрузили их прямо в снег на Валааме, а пытающимся ползти в сторону большой земли, без затей стреляли в спину.

Ну и в придачу господа либералы любят рассказывать, что самых тяжело покалеченных Войной ветеранов, в издёвку называли "Сталинскими самоварами". Кем надо быть, чтобы так назвать пострадавшего человека?

В довершение любят сообщить, что по оценкам экспертов таким репрессиям Сталин подверг около двух с половиной миллионов пострадавших от Войны. Ну и как доказательство приводят рисунки художника Геннадия Доброва. И разумеется, нам не преминут сообщить, что всё это подтверждается архивными документами, в частности приказами органов РСФСР про этот самый дом инвалидов.

Популярно ещё крайне забористое видео, где некий священник и вовсе сообщает, что по приказу злодея Сталина инвалидов грузили на баржи и топили в реке. Этот явно то ли в одном полку с режиссёром фильма про Бунт служил, то ли в одной палате лечился.

Ладно, довольно сказок. Теперь про историю настоящую. Начну издалека, с приказов на уровне РСФСР про Валаамский приют.

В 1949 году, когда праздновали семьдесят лет товарищу Сталину, территория Валаама входила, внезапно, не в РСФСР, а в Карело-финскую республику! Да-да, это та самая безымянная шестнадцатая девочка из фонтана "Дружба народов" на ВДНХ.

Как известно всем либералам, СССР Финскую войну проиграл. Потому что куда семинаристу Сталину было тягаться с военным гением царского выпуска Маннергеймом.

Напоминать, что воевали мы тогда не с Финляндией, а со всем капиталистическим глобусом – даже не буду. Публиковались и объёмы военной помощи и про участие зарубежной авиации в той войне написано немало.

Тем не менее, наше в кавычках "поражение" закончилось Московским договором. По которому СССР получил изрядный кусок финской территории. Которая и превратилась в Карело-финскую ССР.

Более того, никакой "ночи чёрных воронков" попросту не было. Потому что дом инвалидов на Валааме будет создан только через год – в ноябре 1950 года. Вот тут как раз все документы сохранились прекрасно.

Я Вам обещал историка, который, в отличие от киноделов, местные архивы Сортавалы и Петрозаводска прошерстил добросовестно. Зовут его Виталий Рыстов и закопался он не в какие-то байки "очевидцев", а в самые скучные и банальные документы. В бухгалтерию.

Потому что врать можно что угодно, а вот с деньгами никакая власть шутить не позволяла. Каждый государственный рубль был на учёте.

И вот тут начинают открываться бездны. Дело в том, что Валаамский дом инвалидов был рассчитан на тысячу человек. А содержалось в нём на момент имеющихся документов чуть более восьмисот. Какие там два с половиной миллиона?!

Более того, подробный анализ годовых смет учреждения показывает, что никаким лагерем это быть не могло. Нормальный дом инвалидов, с более чем приличным по тем временам финансированием.

Более того, как только копнули архивы, сразу обнаружились заявления и путёвки людей, которые там жили. Никто силком инвалидов туда не свозил, наоборот, в условиях послевоенной разрухи, тяжело покалеченные люди без семей стремились туда попасть. Иначе было просто не выжить.

Опять же документы показывают, что основная масса живущих там – из ближайших городков и посёлков Карелии. Какие там Москва и Ленинград! Обычный дом инвалидов, как и по всей стране. Еще и с довольно приличным, судя по документам, медицинским персоналом.

Отдельная история – рисунки Геннадия Доброва. Тут действительно, посмотришь на них и впечатление крайне тяжёлое. Только вот беда – почему-то первая ассоциация у меня "творчество душевнобольных".

Художник настоящий мир видит слегка иначе, чем люди обычные. Подмечает, выхватывает красоту этого мира, доносит до нас понятными нам средствами.

У Доброва совсем иначе – такое ощущение, что в каждом моменте он ищёт какую-то извращённую гадость, червоточину, уродство. И я не о ранах и увечьях ветеранов. Они как раз на картинах отторжения не вызывают.

Картины Доброва воротят с души как раз вполне обычными вещами. Жутко выпученные, бессмысленные глаза, перекошенные лица, яростно скребущие пальцы. За редким исключением можно найти кого-то отдалённо похожего на человека.

Впечатление от картин крайне болезненное. Как и от жизни самого художника, который совсем и не Добров. Добров – фамилия художника, у которого он занимался, а потом отчего-то взял её себе.