– Да, оно бы ничего, если бы кабы что, а тут не токмо что, а прям почем зря.

– Пустяки. Дай ключ.

И снова из мотора торчат брюки и полуботинки.

Через четверть часа грузовик просыпается. Крылья трясутся. Реву мотора отвечает другой, отдаленный, приближающийся рев. Двое смотрят на дорогу. Сверкнув черным лаком, прошмыгнул "ЗИЛ".

Рядом с шофером сидит человек. Наверно, знакомый обладателю парусиновых полуботинок, потому что он положил ключ и сказал вслух, как бы для себя:

– Странное дело, стоит человеку сесть в "ЗИЛ" - сразу столько спеси появляется... Ну вот, твоя машина в порядке. Чего ж ты ее так слабо знаешь?

– Да я первый год.

– Первый год шофером?

– Так точно. Ну, спасибо, ты меня выручил, кореш. Я тебя не задержал?

– Нет, я с огорода возвращался. И потом, люблю возиться с мотором.

– А твой драндулет хорошо бегает?

– Нормально.

– Ну, до свидания.

Шофер полез в машину.

Огородник направился к мотоциклу. Надел фуражку. Шофер высунулся:

– Слушай, кореш, я тебя где-то видел.

– Возможно.

– А ты где работаешь?

– В комитете. Комсорг стройки.

* * *

Начальство было красивое, усталое и злое. Оно отчитывало какого-то командировочного. Командировочный сжался и, запинаясь, пробовал защищаться. Но директор школы, что сидел в кабинете вместе с командировочным, спорил довольно упрямо. Шалин так и не понял, кто прав. Наконец директор и командировочный покинули кабинет. Начальство повернулось к Шалину, улыбнулось мирной тонкой улыбкой. Шалин хотел выяснить, в чем тут дело, но вместо этого неожиданно для себя взглянул на часы и участливо спросил:

– Уже семь часов, а все дела. И до каких пор вы работаете?

Шалин задал тот вопрос, который наиболее был приятен начальству. Спросил и поморщился: "Кажется, я становлюсь подхалимом".

– Часов до десяти вечера. Приходится. Да, как москвичи?

– Нормально.

– Бываете?

– И сейчас собираюсь. Они все-таки избалованы.

– Да, с ними много носятся. Но что делать? Ладно. Успеха!

Шалин на минуту зашел в комитет. Его ждала Нина, девушка, которая выполняла всю канцелярскую работу комитета.

– Владимир Павлович, домой?

Шалину было двадцать три года, и он обаятельно улыбался, но все звали его по имени и отчеству. Если кто-нибудь случайно обращался к нему просто по имени, он спокойно поправлял: "Владимир Павлович".

– Нет, мне надо обойти общежитие москвичей.

Нина взглянула на часы и участливо спросила:

– Семь часов, а все дела. И до каких пор вы работаете?

Шалин усмехнулся и развел руками.

– Часов до десяти. Приходится.

...Обойдя два корпуса, Шалин остановился у 107-го. Это был последний "московский корпус". Здесь жило всего десять человек. Остальные комнаты были свободны и ожидали новых строителей. Эти десять приехали совсем недавно, и Шалин их совсем не знал. Он взглянул на часы и махнул рукой. "Надо пойти познакомиться с добровольцами".

В первой комнате Шалину не пришлось знакомиться. Там, раскинувшись на кровати, спал доброволец. Он забрался на одеяло с ботинками и, очевидно довольный, тихо посвистывал носом. На столе было не убрано, ползали мухи. Будить его Шалин не захотел и постучался в другую комнату. Здесь двое, сидя на кровати, играли в шахматы. Третий, склонившись над тумбочкой, так что Шалин видел только его спину, что-то писал.

"Настоящий культурный отдых. Я сразу почувствовал, что в последней партии хорошие ребята", - подумал Шалин и поздоровался.

Шахматисты подняли головы и вежливо ответили. Третий быстро обернулся и, издав какой-то нечленораздельный звук, принял прежнее положение.

– Давайте познакомимся. Секретарь комитета комсомола Шалин Владимир Павлович.

– Наконец-то комсомол к нам пришел, - сказал игрок, похожий на корейца.
– Что ж, познакомимся, Толя Агай!

– Николай Удальцев!
– быстро произнес другой, с виду простой паренек с открытым лицом.

Сидящий за тумбочкой встал, повернулся и подошел к Шалину. Волосы у него словно кто-то нарочно взбил, а сам он смотрел зло, настороженно. Шалин отметил, что парень был без рубашки. Из-под пиджака выглядывала голубая футболка.

– Вовка Андрианов, - кивнув головой, парень вкрадчиво добавил: Семьдесят два килограмма.

"Ну и физиономия", - подумал Шалин и осмотрелся.

В комнате было чисто. К двери кнопками прикреплено расписание дежурств. Сама комната напоминала картинную галерею. Со стен, как обои, свисали репродукции: "Николина гора", "Боярыня Морозова", "Девятый вал", "Василий Теркин на отдыхе", плакат "Сельский врач - первый друг" и "Святая Инеса" Риберы.