– Тоник, ты зачем приехал? Чтобы от этом спросить?

– Нет, я только сейчас понял, что ты с ним все-таки спуталась.

– Я ни с кем не спуталась.

– А откуда ж ты знаешь насчет Америки?

– Уж и не помню.

– Ну хватит, завралась совсем. Да, домик недурной…

– Раз уж приехал, может, хочешь чаю?

– Нет, коньяку.

– Коньяку я тебе не дам.

– Это почему?

– Я одна здесь, а кто знает, что вскочит в голову пьяному мужику.

– Боишься, что я тебя изнасилую?

– Нет, этого я как раз не боюсь.

– А чего тогда? Я женщин не бью.

– Еще не хватало. Так все-таки зачем ты примчался сюда на ночь глядя? Говори и я вызову тебе такси.

– Я виделся с сыном.

– Я догадалась. И что?

– Он тебе еще не доложился?

– Нет. Но он и не должен.

– Слушай, Ева, я хочу сказать тебе, что ты редкая сука.

– Я уже поняла. Ты только это хотел мне сказать? Я вызываю такси?

– Нет, это только начало… Я понял, дело, очевидно, в классовой ненависти.

– Что? – опешила от неожиданности Лали.

– Да, да. Именно классовая ненависть. Ты чувствовала, что не годишься для нашей семьи, и в твоем положении не могла рассчитывать на законный брак, хоть ты и делала вид, будто инициатива принадлежит тебе…

– Так, очень интересно… – Лали опустилась в кресло и закурила.

– Не кури при мне, я этого не выношу.

– Не выносишь? Скатертью дорожка. А я в своем доме буду делать что захочу. Давай, развивай свою мудрую мысль.

– Ты сбила меня с толку.

– Ты говорил, что я пылала классовой ненавистью, а ты не мог на мне официально жениться.

– Ну да, именно. Ты обнаружила, что беременна, смолчала, понимая, что законный брак тебе не светит, аборт делать не пожелала, ну еще бы, первый аборт это опасно, тебе ли, медичке, было этого не знать, а тут подвернулся старый опытный прожженный кобель, из бывших зэков, без площади, вот он и решил взять ребеночка на себя, заодно и молодую красивую телку.

– Тоник, ты… Тебе не стыдно нести всю эту мерзкую чушь? Я думаю, твои папа с мамой на том свете краснеют за тебя.

– Не трогай моих родителей! Не смей!

– Извини. Дальше что?

– Ты своего добилась! Отняла у меня сына, унизила меня как мужчину, да еще соблазнила моего брата, единственного родного мне человека. Что ж, ты можешь торжествовать.

Она встала, взяла из буфета бутылку коньяку, налила в коньячный бокал.

– Выпей, может, придешь в себя.

Он залпом выпил коньяк.

– Еще!

Она налила. Ей было жалко его сейчас.

Он выпил. Поставил бокал.

– Еще?

– Да!

Она налила еще.

– Возьми хотя бы конфету, – посоветовала Лали.

– А ты что это вдруг расщедрилась?

– Мне жалко тебя, Тоник.

– Жалко? – Он позеленел. – Тебе меня жалко?

– Жалко.

– Это почему же?

– Потому что ты… Потому что ты как маленький, тебе не дали игрушку…

– Ты как была дурой, так и осталась. Жалеет она меня…

– Скажи лучше, как встретился с сыном?

– Встретился… Я ему триста лет не нужен.

– И он тебе, по-видимому, тоже?

– Глупости!

– Да нет… Зачем тебе взрослый парень, чужой совершенно, любящий память о другом отце? Которого нужно завоевывать еще… И ты прав. Тоник, найди себе хорошую красивую девушку, женись, сделай ребеночка, ты еще молодой, успеешь вырастить, воспитать.

В комнату вдруг вошел Вир. Потянул носом воздух и улегся у ног хозяйки.

– Хороший совет, – фыркнул Платон.

– И еще – найди себе девушку в России. И пусть ваш ребенок говорит по-русски. Тогда на старости лет он не покажется тебе чужим. Я знаю, что говорю. Поверь, я желаю тебе добра.

– Черт, я что-то окосел…

– Хочешь кофе?

– Хочу.

– Тогда идем на кухню.

Они перешли на кухню. Вир тоже явился за ними.

– Умница, – потрепала пса за ухом Лали и включила кофеварку.

– Он что, охраняет тебя?

– Да.

– А я внушаю ему опасения?

– Любой пьяный внушает ему опасения.

– Вон даже как… И ты что, одна в этом домище?

– Да.

– И тебе не страшно? Или у тебя тут любовник прячется?

– Никто у меня не прячется.