– Почему?

– Вы молодой и красивый мужчина! – сурово произнесла директриса таким тоном, будто бы обвиняла Дмитрия Николаевича в непростительном пороке.

Белецкий снова предательски закашлялся, а Руднев уже и не знал, что более: злит или забавляет его ханжество Юлии Павловны.

– Приходится с этим жить! – не сдержав сарказма, ответил он.

Опросина гневно сверкнула глазами.

– Дмитрий Николаевич, вы представляете себе, что такое девочка-подросток или совсем юная девушка? Вам когда-нибудь приходилось общаться с таким существом близко? – спросила она, не подозревая, что касается темы для Руднева болезненной.

– У меня была сестра, – сухо ответил он. – Но она была старше меня на шесть лет и отрочество свое провела в закрытой школе во Франции. Так что думаю, ответ – нет.

– Была?

– Она погибла.

– Простите, я не знала. Однако, возвращаясь к нашему вопросу, должна вам объяснить, что девочки склонны к романтическим фантазиям и влюбчивости.

– И что в этом плохого?

– Это недопустимо для порядочной девицы! – безапелляционно заявила Юлия Павловна. – Это неприлично! Я не смею допускать такого в стенах вверенного мне пансиона. Выпускницы нашей школы – это светские барышни, умеющие держать себя в руках, блюсти свою честь и не поддаваться страстям. Это будущие жены и матери. Это достоянная опора для своих мужей и для России…

– Это всё прекрасно, мадам, – Дмитрий Николаевич бесцеремонно перебил вошедшую в раж директрису. – Если в вашей школе бытуют такие строгие правила и благочестивые нравы, стоит ли вам беспокоиться из-за моей скромной персоны? Обещаю быть с девочками примерно строгим и требовательным, дабы у них не возникало повода для симпатий ко мне.

Но Юлия Павловна не сдавалась.

– Вы не понимаете, о чём говорите! Поверьте моему опыту, как бы вы себя ни повели, вы будете являться массовым возмутителем спокойствия!

Терпение Дмитрия Николаевича иссякло.

– Юлия Павловна, позвольте вам напомнить, что я здесь ради расследования похищения одной из ваших воспитанниц, которой ко всему прочему покровительствует августейшая семья. И коль скоро вас тревожит спокойствие в стенах вашей школы, вам следует оказывать мне полное содействие, а не препятствовать. Согласитесь, что моё присутствие здесь, как бы неодобрительно вы к нему не относились, всё-таки меньшее зло, чем официальное расследование. Поэтому я буду крайне признателен вам, если вы проявите терпимость и понимание. Со своей же стороны мы с господином Белецким обещаем вести себя предельно корректно и полностью полагаться на ваши рекомендации в педагогических и воспитательных вопросах.

Опросина, явно не привыкшая, чтобы ей указывали, надменно молчала, испепеляя Руднева взглядом, но того это нимало не смутило.

– Для начала мне необходимо увидеть личные дела всех работников школы, простите мадам, начиная с вас и заканчивая младшей кухаркой, – заявил он. – Далее я прошу представить нас с Фридрихом Карловичем учителям и воспитательницам. Будет лучше, если вы не станете говорить, что мы в школе лишь временно. Пусть все считают, что мы приняты на длительный срок. Это подтолкнёт ваш персонал сойтись с нами ближе. Что касается воспитанниц, для нас крайне важно иметь возможность общаться с одногодками Стефки Ненадович.

– Вы станете допрашивать детей? – презрительно процедила Юлия Павловна.

– Мы никого не собираемся допрашивать, тем более ваших воспитанниц. Но нам будет необходимо вызвать их на откровенность. Другого способа выяснить обстоятельства дела у нас нет.

– Девочки не осмелятся поднять на вас глаза, и уж тем более заговорить с вами, – прошипела Опросина. – Мужчины среди наших учителей либо в преклонных годах, либо имеют значительные внешние изъяны. Вы же, господа, не достигли еще и средних лет и существенными недостатками внешности не облаете. Общение с такими как вы табу для наших воспитанниц. По крайне мере в стенах школы.

Дмитрий Николаевич неторопливо стянул с правой руки перчатку, обнажив чудовищные шрамы, уродовавшие его руку.

– Этого достаточно, чтобы вы сняли запрет на общение со мной? – ледяным тоном спросил он.

Юлия Павловна вздрогнула и отвела глаза.

– В этом нет необходимости, – ответила она, и в голосе её мелькнула тень замешательства. – Сожалею, если у вас сложилось впечатление, господа, что я хотя бы в малой степени намерена препятствовать вашему расследованию. Но вам должно понять и меня. Происшествие с одной из воспитанниц – несомненная трагедия для школы, но под моей ответственностью находится без малого сотня девочек. Моя обязанность защитить их от потрясений.

Руднев надел перчатку.

– Мадам, обещаю вам, что мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы беспокойства, причиненные школе и самим похищением, и его расследованием были минимальны. Более всего мы постараемся вывести из-под удара детей. И вы очень облегчите нам эту задачу, если станете сотрудничать с нами и доверять нам. Мы очень нуждаемся в вашей помощи, Юлия Павловна!

Директриса прерывисто вздохнула.

– Бог вам в помощь, господа! – сказала она, сняла ключ с прицепленной к карману цепочки и протянула Рудневу. – Вон в том шкафу заперты личные дела персонала школы. Можете брать их, когда сочтёте нужным. Через два с половиной часа закончится первая половина занятий. У девочек будет обед и прогулка, а педагогов и старших воспитательниц я соберу в учительской, чтобы представить вас. Пока же я велю проводить вас в ваши комнаты. Располагайтесь, господа, и не смейте опаздывать на учительский совет.