– Ваш багаж будет отправлен в «Европу». Это на углу Невского и Михайловской улицы. Любой извозчик знает эту гостиницу, так что вы не заблудитесь…

– Можно без топографических лекций? Я не первый раз в Петербурге и отлично в нём ориентируюсь, – оборвал молодого человека Руднев, которого столичный снобизм их спутника порядком раздражал.

– Прекрасно! – молодой человек нимало не смутился и продолжил всё также манерно. – Итак, вы будете проживать в «Европе», а сейчас я отвезу вас к Алексею Петровичу. Он ожидает вас и велел, чтобы вы были доставлены к нему прямо с поезда.

– Мы едем к Чернышову мосту*? – спросил Руднев.

(Примечание. У Чернышова моста на Фонтанке располагалось здание Министерства Внутренних дел Российской Империи).

– Нет. У Алексея Петровича приёмная на Екатерининском канале.

Они проехали пересечение набережной с Мариинским переулком, и карета остановилась у парадной трехэтажного особняка с белой колоннадой, украшавшей верхние этажи.

Молодой человек провёл Руднева с Белецким по белоснежной мраморной лестнице и оставил ожидать в приемной, где за дежурным столом сидел расфуфыренный адъютант не менее пафосный, чем их провожатый, и перебирал бумаги, демонстративно не обращая никакого внимания на визитёров.

Наконец он оторвался от своего занятия, смерил посетителей строгим взглядом, поднялся из-за стола и, распахнув дверь кабинета, надменно произнес:

– Вас ожидают.

В отличие от своих помощников действительный статский советник Алексей Петрович Ярцев встретил их радушно.

Это был энергичный поджарый человек немногим младше пятидесяти. Несмотря на раннюю седину выглядел он моложаво. Лицо, голос и манеры у него были властные, а взгляд – строгим и внимательным. Одет он был в гражданское платье, но держал себя так, что в нём безошибочно угадывался государственный муж немалого чина. Этот человек очевидно привык, что ему безоговорочно подчинялись, и власть свою воспринимал как должное.

– Благодарю, что нашли возможным приехать так скоро! – произнёс он, протягивая руку сперва Рудневу, потом Белецкому, а после предложил гостям садиться к большому столу для заседаний и сам сел напротив, покинув председательское место во главе.

– Ваше послание не оставляло нам выбора, ваше превосходительство, – ответил Руднев. – Чем обязан интересом к моей персоне?

– Прежде, чем я вам всё объясню, – начал Ярцев, – я должен взять с вас слово, господин Руднев, что вы и ваш помощник сохраните услышанное здесь в тайне до конца своих дней.

– Мы не знаем о чём идёт речь, – возразил Руднев.

Ярцев нахмурился, остро глядя на Дмитрия Николаевича, но тот спокойно выдержал этот взгляд.

– Речь идёт о деле государственной важности, – отчеканил Алексей Петрович. – Вопрос напрямую касается безопасности России. Видите ли, Дмитрий Николаевич, у нас тут всё несколько серьезней, чем ваша местечковая охота на убийц.

– Простите, но это вы меня позвали, – парировал Руднев. – Я на ваши серьезности не напрашивался и вполне довольствовался своими «местечковыми» убийцами. Повторяю вам, ваше превосходительство, прежде чем мы с господином Белецким станем брать на себя какие-либо обязательства, мы должны понять, что именно вы от нас ожидаете и к участию в чём приглашаете. Однако, вы можете быть уверены, что хранить секреты как государственные, так и частные, мы умеем в должной мере.

Ярцев помолчал, раздражённо барабаня пальцами по столу, а после лицо его смягчилось, и он рассмеялся неожиданно задорным и молодым смехом.

– Мне говорили, Дмитрий Николаевич, что вы весьма самоуверенный тип. Впрочем, людям умным дОлжно быть самоуверенными. Это помогает снижать общий градус общечеловеческой глупости, – заявил Ярцев и снова посерьёзнел. – Что ж, я рассчитываю на ваше благородство, господа… И на ваше благоразумие.

Он сделал выразительную паузу, чтобы смысл его намёка однозначно дошёл до собеседников.

– Мы знаем, с кем имеем дело, – ответил Руднев.

– В таком случае, мы друг друга поняли, – резюмировал Ярцев. – Итак, я пригласил вас, господа, в связи с исчезновением этого ребенка.

Алексей Петрович протянул Рудневу фотографию девочки-подростка в форменном платьице и белом фартучке. Черты лица девочки были очевидно иноземными, несколько резкими и жесткими.

– Кто она? – спросил Дмитрий Николаевич, передавая фотографию Белецкому.

– Стефка Карагеоргиевич, дочь сербского короля Петра Карагеоргиевича. Она пропала из пансиона Святой Анны. Её исчезновение пока удается держать в тайне, но если история всплывёт, это может подхлестнуть волнения на Балканах. Сербы устроят очередной демарш против Вены, потребуют поддержки от Петербурга. Россия столкнется лбами с Австрией, а вслед за тем и с Германией, и наша страна окажется на пороге войны.

Ярцев произнес всё это ровно, на одном дыхание, словно пересказал либретто модной оперы, и далее смолк, удовлетворённо наблюдая оторопелое выражение на лицах своих собеседников.

– Вы готовы помочь остановить войну, господа? – спросил он с пафосом.

Руднев некоторое время молчал, а потом тихо, но очень внятно ответил:

– Мы готовы помочь спасти ребёнка.

Ярцев изложил суть дела чётко и ясно.

Стефка Карагеоргиевич вместе со своими старшими братьями Георгием и Александром учились в Петербурге по приглашению Николая II, пока её отец в европейском изгнании сперва вынашивал планы свержения династии Обреновичей, а после, благодаря офицерскому бунту, смог наконец-то занять трон, от которого ещё ранее отрекся дед Стефки. Сыновья короля после коронации отца вернулись вместе с ним в Белград, а дочь, на тот момент отучившаяся в пансионе всего лишь год, осталась в России под патронажем императорской семьи. Девочка значилась в школе под фамилией своей августейшей бабки как Стефка Ненадович.