Шрифт:
– Может ну его? Тут тоже норм же. Давай тут посидим?
Но, снова поняв, что это не то, чего она хочет, он брал себя в руки и шёл. Иногда он отвлекался:
– Смотри, белка!
– Смотри, дятел!
– Смотри, странное дерево!
И они останавливались, пока он не погоняется за этими животными и не залезет на это дерево, покричит с него и неловко слезет, упав с нижних ветвей.
Вскоре он стал понимать, что ей не нравятся его эти дурачества и несерьёзность, и перестал отвлекать её, молча отпуская её руку и отходя в сторону любоваться вновь встреченным чудным, по его мнению, вещам. Она всегда его ждала.
Однажды, среди сосновых стволов, он заметил лисицу, с интересом смотрящую на них.
– Ща поймаю! – решил он с азартом охотника, выпустил руку и бросился за рыжим животным. Та, ловко маневрируя среди деревьев, отбегала на какое-то расстояние и останавливалась, смотря на него, он кидался к ней, но вновь безуспешно. Несколько часов он гонялся за несчастным животным, пока оно не скрылось где-то в глубине тайги.
– Ладно, блин, пора идти дальше, – подумал он и пошел обратно. Но придя на то место, где отпустил руку своей спутницы и оставил её, он никого там не обнаружил. Покричав немного, он понял, что она ушла без него.
– Ну и ладно! Иди дальше сама! – закричал он и эхо разнеслось по лесу. Ему уже не хотелось дальше и тем более обратно, поэтому он сел на этом месте и стал ждать, сам не понимая чего.
Светофор
Подъезжая к перекрёстку, включаю правый поворотник и жду сигнала светофора о том, что я могу двигаться дальше. Красные цифры отсчитывают время, через которое может произойти что угодно: в меня влетит зазевавшийся или решивший проскочить водитель, я не замечу пешехода, быстро перебегающего переход, или кто-то не успеет затормозить и стукнет меня сзади. Но обо всём этом я не думаю, я просто смотрю на красные цифры и жду зелёных. Красные цифры отсчитывают секунды моей жизни, а потом их начинают отсчитывать зелёные, наконец поворачиваю направо, как и тысячи раз до этого без всяких происшествий. Еду прямо примерно триста метров, показываю уже левый поворотник, пропускаю машины с главной дороги и съезжаю на городскую дамбу, ещё несколько десятков метров и я спускаюсь к местному фудкорту. Вечером тут людно. Нахожу место и паркуюсь. Около десятка киосков, продающих различный фастфуд и напитки, освещают галечный пустырь, занятый разными автомобилями, из которых то и дело выбегают люди за своими заказами, в некоторых машинах уже сидят и что-то жуют, в других пристально всматриваются в тот киоск, который принял их заказ. Люди тянутся сюда, как мотыльки на свет и тепло, а ещё, так как люди немного разумнее мотыльков, на запах еды.
Выхожу из машины, подхожу к одному из киосков, заказываю дёнер, обязательно острый, как я люблю и иду обратно в машину, предварительно узнав через сколько будет готов мой заказ. Минуты ожидания проходят за пролистыванием инстаграма и просмотром чатов в ватсап, а потом я решаю написать об этом. Просто слова, просто момент из жизни, без смысла, без идеи, как ежедневное селфи в сторис, как моя жизнь, когда светофор отсчитывает красные секунды.
Орехи
– Ты любишь грецкие орехи?
Она резко встала из-за стола и подошла к кухонному шкафу. Не дождавшись ответа, продолжила:
– Прикинь, я вчера тут купила грецкие орехи. Я их очень люблю. И думала их съесть. Но, как тебе сказать, смотри…
Она поставила перед ним пиалу с несколькими довольно крупными орехами, среди которых находился один уже расколотый.
– Блин, короче там, прикинь, черви были!
– В смысле? – он отложил стакан с кофе в сторону и недоверчиво посмотрел на неё, – Какие ещё черви?
– Ну черви, реальные настоящие черви! А я уже съела один и только потом заметила. Меня стошнило сразу. Фууу. Такая мерзость. Что делать с ними?
– Да ну, – он начал всматриваться в орехи. Взял один целый, сдавил руками и морщинистая скорлупа поддалась, расколовшись по шву половинок. Он разделил орех и заглянул внутрь.
– Никаких… А, подожди-ка, – под ядром ореха что-то шевелилось. – Блин, реально черви.
– Фууу, я же говорила!
Маленький, зелёненький червячок в страхе пытался скрыться в недрах грецкого ореха, служившего ему и домом и пищей, ему только известно, сколько времени.
– Выброси! – она закрыла лицо руками и отвернулась. – Выброси их все! Я не могу смотреть.
– Но можно обдать кипятком, черви погибнут. Или просто вытряхнуть их.
– Нет! Всё! Выброси!
Он посмотрел на спелые, маслянистые орехи, лежавшие в пиале, и его рачительность заиграла в нём.
– Хорошие же орехи, просто с несколькими червяками, – вздохнув, взял пиалу, подошёл к мусорному ведру и высыпал в него плоды.
Много времени назад, несколько месяцев где-то в южных странах созревали эти орехи, а затем были кем-то собраны, отсортированы, подготовлены к отгрузке, распределены, расфасованы и отправлены за тысячи километров. Много недель они добирались до магазина, много недель лежали на его полке, пока однажды не были удостоены её внимания и взяты её нежной рукой, положены в корзинку и принесены домой. Они чувствовали, что желанны до того момента, пока не были вскрыты и не явили ей одну маленькую свою тайну, став моментально омерзительными, и всё их существование свелось к бессмысленности, весь их путь стал путём на помойку.
О поисках
– Ты нашёл это?
– Пока ещё нет.
– А ты везде искал?
– И в горах над белыми облаками, и под шумом волн разных морей, и на скатертях зелёных полей, и среди деревьев бескрайних лесов, и в бурлящих, железобетонных городах, и много ещё где… Не нашёл.
– А внутри себя искал?
– Туда я боюсь заходить. Там нет указателей, нет маршрутов, нет протоптанных другими троп и дорог. Что если я уйду туда и не вернусь?
– Но если найдешь то, что искал, разве риск не стоит того?