Следом за белыми трусиками в корзину полетели черные и бирюзовые.

– Носить будешь эти, – она аккуратной стопкой разложила на кровати бежевые и белые простые хлопковые трусы без всяких украшений и кружева.

– А если не буду? – не выдержала я, потому что кровь ударила в голову.

– Тогда вообще без трусов будешь ходить. Порежу их на куски, – пообещала она. – И платье надень подлиннее.

Я посмотрела на себя в зеркало. На мне было легкое светлое платье в незабудках, немного не доходящее до колен.

– Нормальное у меня платье, – возразила я.

– Нормальное для подстилок, – скривилась она. – Нечего ноги показывать. Здесь Израиль. Здесь шармут не любят.

– Кого?

– Шармута – это девушка легкого поведения на арабском. И если женщина одевается вызывающе, значит она к себе специально привлекает мужское внимание. И это позор для мужа. Так что не пачкай честь Амира. И насчёт первой брачной ночи между тобой и моим мужем.

– Ты и в это вмешиваешься? – горько усмехнулась я.

– В это в первую очередь, – она встала и взяла корзину с моим бельем подмышку. – Если ты попытаешься удивить его чудесами, как шармута, так я тебе все волосы повырываю. Веди себя скромно. Потому что для чудес есть я. А ты здесь для другого. Для того чтобы, как говорят местные: "Титмодэди вэ уфтахи ба шэм".

– Не понимаю.

– Я переведу, – зло усмехнулась Анжела. – Раздвинь ноги и положись на всевышнего! В том смысле, что твое дело сначала принять в себя то, что дадут, а потом выродить, что получится. И не более того.

Всё. Терпение лопнуло. Щеки пылали. Глаза заволокла пелена слез, Сдерживаясь из последних сил, я бросилась вниз, в сад.

Опустилась на ступеньки крыльца из прохладной марокканской плитки: белой, в ярко-синих изразцах. Рядом тихо шелестели многочисленные кусты: жасмин и что-то незнакомое, в больших фиолетовых цветах. Сладкий аромат и вся эта пёстрая красота еще больше подчеркивали безнадёжность моего положения. Как такое может быть, что среди этого райского сада я оказалась в аду? В черном и беспросветном колодце? Что же мне делать? Позвонить в Москву и попросить отца меня забрать? Нет, он не согласится. Как же ты мог, папа, так поступить со мной? Как же можно своего ребёнка обрекать на такие страдания? У меня нет детей, но даже я понимаю, что родители так не поступают. Для чего это все? Ради денег? Ради благополучия всей семьи? Но я же тоже твоя семья, папа. Зачем же ты меня тогда забрал к Раисе? Почему не отдал в детдом? Боль и страдания легче принять от чужих людей. Но когда все свои, то даже пожаловаться некому. Я закрыла лицо руками и заплакала.

– Эй, что за потоп? – из-за угла дома вышел Айболит и сел рядом со мной на ступеньки. – Мы, конечно, на Святой Земле, но, боюсь, что за ночь нам ковчег не построить.

Я улыбнулась сквозь слезы.

– Вот и хорошо, – он встал, зашел в гостиную, взял с мраморной стойки бумажные полотенца и принес мне.

– Ну-ка, вытри слезы. Я пока позвоню Ною.

– Кому?

– Ною, – как ни в чем ни бывало ответил Айболит. – Ты же нас затопить собралась. Вот я у него попрошу чертежи ковчега.

Удивительно, как в присутствии этого мужчины мне всегда становится легче.

– Сами же сказали, что за ночь не успеем, – я вытерла слезы бумажным полотенцем.

– А я у него попрошу подрядчиков. Они у него явно хорошие были.

Он подождал, пока я успокоилась, и серьёзно спросил:

– Что случилось, милая?

Милая! Какое слово замечательное! Мне никто никогда так не говорил.

– Да так… женские разборки.

– С Анжелой? – уточнил он.

Я кивнула.

– Ну эта может до слез довести. Помню, как моя покойная жена Диана с ней вечно ссорилась и всё говорила, что если бы был конкурс по стервозности, то Анжела бы была там председателем жюри. Ты просто не обращай на нее внимание.

– Постараюсь.

– Нет, милая, не постараюсь, а не обращай. Она из всех дочерей Нисима самая вредная. Даже мой тесть иногда не выдерживает ее характер. Что уж о других говорить? Ну же, пообещай мне!

– Обещаю.

– Вот и славно. А теперь иди спать. Перелёт был тяжелый. Нервов нам евреи в аэропорту потрепали – мама, не горюй! И, главное, что не пожалуешься никому. Если бы я заявил, что это погром, так мне бы сразу ответили, что все авторские права на погромы принадлежат только евреям. А они своего не отдают. И нечего посягать.

Я рассмеялась и встала.

– Спасибо вам. Спокойной ночи!

– Не за что. Если захочешь поговорить, то смело буди меня. Всё равно плохо сплю. Возраст, подагра, мигрэнь, – он встал и вдруг затряс головой и руками, изображая древнего старика.

Я зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться на весь сад.

– Нехорошо, детонька, смеяться на дедушкой, – укоризненно покачал головой Айболит.

– 11 -

Школа правильной жены