Вновь воцарилось молчание, и я сделал вид, что меня интересует исключительно собака. Но я чувствовал, что эти двое смотрят друг на друга. И мне это не нравилось. Не то чтобы мне было дело до того, как они друг на друга глядят и как себя ведут, но я кое-что знал о мужчинах из глуши, таких, как Сэм. Я знал, как они реагируют, если кто-то чужой начинает хороводиться с их женщинами. Да, Сэм разговаривал тихо и был немного застенчив в присутствии посторонних. Но я отлично помнил, как мальчишкой видел в суде (дед был присяжным) людей, говоривших очень тихо и выглядевших застенчивыми, но их судили за жестокие и зверские убийства.

Я помнил также и другое. Однажды ночью, давно, когда мы охотились на енотов и сидели с Сэмом у костра возле Черного ручья, он говорил, что Анджелина будет школьной учительницей. Она была неглупой девочкой и преуспела, занимаясь по своим учебникам. “Она чего-нибудь, да достигнет”, — сказал он своим спокойным тоном, боясь показаться хвастливым перед посторонними, но все же с плохо скрытой гордостью. Сэм был высокого мнения о своей старшей дочери и всякий, особенно женатый мужчина, пойманный им на ухаживании за ней, был бы очень быстро отправлен к чертям. У меня между лопатками пробежал холод. Хотелось, чтобы Сэм поскорее пришел, тогда бы, взяв виски, мы отсюда убрались.

Молчание на этот раз нарушила Анджелина:

— Зачем вам папа?

— Мы хотели спросить у него разрешения поохотиться здесь, — нашелся я.

— Да знаю, что вам нужно. Вы пришли за виски.

Я быстро оглянулся на нее. Я знал, Сэм всегда старался скрыть от семьи, что он гнал самогон. Однако она произнесла это открыто и невозмутимо. И в глазах ее читался скрытый вызов, будто она предлагала мне опровергнуть этот факт.

— С чего ты взяла?

— А все вы из города приходите сюда за этим. Все приходят сюда за виски.

— Откуда ты знаешь?

— О, я все об этом знаю. Он думает, что я не знаю, но я давно все узнала. Самогонщик!

В ее голосе прозвучали едкое презрение и гнев.

— Ну и что здесь особенного? — спросил я. — Очень многие занимаются этим. И мало кто — так хорошо, как твой отец.

— А твой занимался этим?

— Нет, — ответил я, — но он всегда пил гораздо больше, чем Сэм.

— Ну, думаю, есть небольшая разница.

— А я, право, никогда об этом не думал.

— Ты прекрасно знаешь, черт побери, что разница есть. Как бы тебе понравилось жить здесь, на этой ферме, в глухом лесу и никогда не ездить в город, потому что твой папа — самогонщик! И у тебя никогда не может быть друзей, потому что все знают об этом и шушукаются за твоей спиной!

Черт возьми, подумал я! Я начал немного уставать от Анджелины. Имея тело, способное вернуть к жизни даже мертвого, она разговаривала так, что вызывала лишь одно раздражение. Сама мысль, что с ее внешностью можно себя жалеть, казалась просто нелепой.

— Сколько тебе лет? — спросил я, просто чтобы переменить тему разговора.

— Восемнадцать.

Я был уверен, что она немного прибавляет себе, но ничего не сказал.

— А когда ты поступишь в учительский колледж?

— Не знаю. У меня еще недостаточно знаний, да и денег пока накоплено мало.

Она стала несколько менее угрюмой, словно учительский колледж действительно представлял для нее интерес.

Может быть, у нее есть и другие хобби, кроме того, чтобы вертеть перед глазами у мужчин этими своими “шасси” и ненавидеть отца, подумал я. Но она мне явно не нравилась.

Через минуту она спросила:

— Кто-нибудь из вас бывал когда-либо в учительском колледже? — Она немного поколебалась', не зная, следует ли продолжать. Потом уставилась в пол. — Мне просто хотелось узнать, как одеваются девушки, которые там учатся.

Я почувствовал обычную мужскую беспомощность перед таким вопросом. Но прежде чем я смог придумать, как ей ответить, она проскользнула, виляя бедрами, между нами в дом, сверкнув голыми ногами.

Она вернулась почти тотчас же, неся присланный по почте каталог какой-то компании, рекламирующей одежду. Она уселась между нами на ступеньках и сразу открыла его на нужных ей страницах. Каталог был смят и затерт, видно, его постоянно листали.

— Они выглядят вот так? — спросила она нерешительно.

Черт возьми, ее близость волновала меня. И я не решался открыть рот, боясь себя выдать.

Когда она нагнулась над каталогом, выбившиеся пряди ее светлых волос почти коснулись моего лица. Чтобы видеть картинки, которые она показывала, мне приходилось перегибаться. И тогда мой взгляд невольно падал на ее грудь, выпиравшую из платья.

Я попытался сосредоточиться на картинках. На них были изображены обычные манекены, стоявшие в стандартных позах, почему-то отставив в сторону одну ногу. И платья и костюмы на них, казалось мне, выглядели совершенно одинаково.