Катя захрустела печеньем, потом, стряхнув на салфетку крошки, продолжила:

– Я всё это видела с детства, и осознанно пошла учиться на социолога – хотела найти выход из этой ловушки. Ну не верю я, что наш путь – единственный возможный! Училась хорошо, и после университета меня пригласили на стажировку в исследовательскую компанию, как раз изучавшую влияние технологий на современное общество. Вскоре я уже работала над проблемой тридов. Нас в группе было всего трое: я, Поль да Саша – чешка, швейцарец и австриец.

– Погодите, но Саша ведь – русское имя? – удивилась Лена.

– Саша австриец, но его прадед был русским, и его назвали в честь предка, причём не Александром, а Сашей.

Работа была интересная. К нам шли данные опросов со всей Европы, а мы искали закономерности, начинали делать предварительные прогнозы на будущее. То, что я ощущала с детства, оказалось не детской обидой, а реальностью. Триды отнимают у людей желание жить. Кто-то пытается заняться искусством, да это не каждому дано. Кто-то спивается, кто-то становится игроманом или шопоголиком, кто-то неделями не вылезает из кинозалов и голоаттракционов.

– Я видел таких, когда работал охранником, – подтвердил Лёшка. – Их было очень много, иногда казалось, что вообще большинство.

– Не большинство, но уже больше четверти населения, по крайней мере, в Европе, – с грустью сказала Катя. – Их детям ещё хуже, они вообще никому не нужны. В школах их уверяют, что они строители своего будущего, да дети отлично понимают, что это ложь, потому что всё вокруг свидетельствует об обратном. В начале века, особенно во время нападений исконников, работы хватало всем, пусть и не особо любимой, но приносившей видимую пользу, и это давало людям цель в жизни, показывало их нужность обществу. А сейчас по всему миру растёт волна самоубийств из-за бессмысленности существования, резко упала рождаемость. Не просто уравновесилась, а катастрофически падает.

– Но как же формула Капицы? 1 – удивился Мишка. – Я немного интересовался демографией, и знаю, что мы как раз должны выйти на плато, где-то на уровне одиннадцати миллиардов, верно? Или эта формула оказалась ошибочна?

– Она не ошибочна, да только в ней не учтён социальный фактор, начинающий влиять при таких размерах популяции. – Катя с уважением взглянула на Мишку. – Люди-то не физические объекты, а социальные существа, оказавшиеся в совершенно иных условиях, о которых Капица не догадывался. Это как если бы частицы при взрыве сначала разлетались с предсказанной скоростью, а потом столкнулись с неожиданной преградой. Такой преградой стала современная идея, что промышленность должна производить всё больше, и при этом человек не должен участвовать в производстве, живя в своё удовольствие. В результате вместо расчётных одиннадцати сейчас на Земле живёт немногим меньше десяти миллиардов человек, появились признаки резкого падение численности.

Катя ненадолго замолчала, потом снова заговорила:

– То, что я расскажу, кажется на первый взгляд немного слезливой мелодрамой, но результат повлиял и на нашу группу, да и на весь мир. Хотя всё началось очень тривиально. Мы работали уже несколько месяцев, и я очень сблизилась с Полем. Он оказался добрым и щедрым человеком, радовался любой возможности сделать приятное своим друзьям и был искренне заинтересован в нашей работе. А ведь Поль – наследник очень богатой старинной фамилии, у него самого неплохое состояние. Но он горел социологией. И, как выяснилось, мной. Это казалось сказкой, чудом. Мы даже не успели толком начать встречаться, как он сделал мне предложение. И я согласилась. Не из корысти. Поль на самом деле казался мне лучшим. Он познакомил меня со своей семьёй, вполне достойными людьми, хотя и казавшимися мне, обычной незнатной девушке, немного странными. Но они ко мне отнеслись очень по-доброму. Особенно меня покорило то, что они уже сто лет перечисляют большие суммы на благотворительность и, что особенно важно, на науку – не для прибыли, а для развития общества. Это семейная традиция.

Впервые я почувствовала неправильность происходящего, когда мы с Полем шли в кафе. Падал мокрый снег, под ногами была каша. Поль говорил, что я сама буду выбирать и день свадьбы, и место, и кого пригласить, и что купить – он не хочет ни в чём меня стеснять. Но очень хочет дарить мне подарки, покупать самые лучшие платья, угощать в лучших ресторанах. А у меня тогда промокли и замёрзли ноги – я была в старых сапожках. Мне платили очень хорошо, да я много посылала родителям, чтобы они смогли покупать не тридовые вещи, а настоящие, и не могла позволить себе дешёвую тридовую обувь – этого бы не поняли родные Поля. Я шла и думала: «Пожалуйста, подари мне не платье, а новые ботинки». А Поль видел меня идеальной, в роскошном платье, а не реальной – с покрасневшим носом да промокшими ногами… Ой, Мишель, спасибо вам за кофе! И за пирожные. Вы простите, я люблю сладкое.

Катя благодарно взглянула на Мишеля, незаметно распорядившегося подать всем чай и кофе со сладкой выпечкой, и продолжила:

– Через неделю после той прогулки с мокрыми ногами должна была состояться наша помолвка, в очень престижном отеле, расположенном неподалёку отсюда. Я приехала туда на такси, переоделась в своей комнате в на самом деле прекрасное платье, подаренное мне Полем, и поняла, что мой ком – они тогда были ещё редкостью – с платьем не сочетается. Да и сдуру оставила его в комнате. В гостиной уже собирались люди, но торжество ещё не началось, и мне захотелось ненадолго выйти на улицу. Никто не видел, как я ушла. Я стояла на крыльце и любовалась прекрасным видом: почти зашедшее солнце освещало край низких облаков и вершину горы, падали мягкие хлопья снега, вокруг лежали пышные сугробы. И по ним шла маленькая девочка, уже уставшая плакать. Некрасивая, с гладкими бронзово-рыжими волосами, в тридовой курточке, как вы, русские, говорите, «на рыбьем меху». Я подумала, что она дочь кого-то из обслуги отеля, да она сказала, что её ещё днём привела к большому яркому дому мама, сама пошла играть, а про неё забыла. Я вспомнила, что видела по дороге небольшой развлекательный центр для тех, кто жил на пособие и чья работа и жизнь не были никому нужны. Девочка пришла оттуда, прошла около двух километров, ища людей. Я пыталась успокоить Ани – так её звали – и повела в отель. Да только в холле был робот-администратор. Классический дворецкий, вежливый, старомодно-респектабельного вида, возможно, сделанный как раз по вашему эскизу, Лена, и не пускавший нас внутрь – именно он и подавал сигнал на открывание дверей. Он знал меня, отлично видел через видеокамеру на крыльце, но у меня не было кома! А допуск в отель был как раз в этом проклятом браслете! Я пыталась через громкую связь поговорить с ним, просила связаться с Полем, но он отказывался. Я запомнила его ответ на всю жизнь: «Хозяин распорядился не беспокоить гостей. Нарушение приказа причинит ему моральный вред, а также материальный, поскольку меня, как бракованный образец, сдадут на переработку».

– Законы робототехники? – презрительно хмыкнул Лёшка, бросив быстрый взгляд на Лену. – Но вы ведь находились в опасности?

– Номинально – нет. Мы были живы и здоровы и могли просить помощи в окрестных домах или том же развлекательном центре, то есть второй закон не нарушался. А если бы он нас впустил, то нарушил бы чёткий приказ хозяина, то есть первый закон, а также принёс ему вред – нарушение второго закона, и причинил бы вред себе – нарушение третьего закона. Робот выполнял приказ, руководствуясь этими проклятыми, никогда не связанными с реальной жизнью, но до сих пор любимыми покупателями этих кукол законами! Это же «соблюдение этических норм», а главное – мода! – Катя горько усмехнулась.