Шрифт:
И он торопливо ушел, бормоча себе что-то под нос.
6
Через два дня стопа у Сереги отросла полностью.
– Какая нежная, розовенькая! – удивлялась Ольга, сидя вечером рядом с мужем на диване и любуясь его отросшей ступней с тоненькими, едва различимыми пластинками ногтей на пальцах. – Совсем как у младенца! Ты еще не пробовал наступать на нее, Сережа?
– Пока боюсь, – признался Сергей. – Она еще болит. Но все меньше и меньше. Слушай, Олька, а мне ведь теперь инвалидность снимать надо будет. И чего я скажу на этом, как его, на ВТЭКе? Что нога вот так вот сама взяла, да отросла?
– Ой, Сереженька, не знаю! – вздохнула Ольга. – У меня у самой все это пока тоже никак в голове не укладывается…
– Ладно, поживем – увидим, – резюмировал Сергей. – А пока начнем учиться ходить без костылей.
Он привстал с дивана, упираясь правой рукой в подголовный валик, и попробовал сместить центр тяжести тела на свою регенерированную левую ногу. Получилось! Сергей стоял на обеих ногах, широко улыбаясь и утирая взмокший лоб – он ожидал, что поначалу будет больно, но никаких неприятных ощущений в ноге не было.
Ольга, с напряжением наблюдавшая за мужем, соскочила с дивана, бросилась его обнимать.
– Серёженька, милый, я тебя поздравляю! Боже, как же я за тебя рада! – всхлипывая и капая слезами ему на грудь, запричитала она.
– Осторожно, ты меня уронишь! – остудил ее пыл Сергей. – Отпусти, я попробую пройтись.
И он, отняв руку от диванного валика и сжав губы, сделал один боязливый шаг, второй, потом даже слегка притопнул босой ступней отросшей ноги по ковру.
– Все, мать! – радостно закричал Сергей. – Я снова на ногах! Спасибо за это братьям по разуму! Ей-богу, проставился бы для них, да где они сейчас?
– Я вот тебе проставлюсь! – улыбаясь сквозь счастливые слезы, пригрозила Ольга. – Чаю вон попьете с блинами, поговорите по душам, или как у них там общаются – посвистите или потрещите, и ладно! Думаю, им твоя водка и на фиг не нужна. А тебе тем более! Выпьешь, а там снова закуришь.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Сергей, притянул к себе жену и обнял ее. – Не пьем и не курим. Эх, и заживем мы с тобой сейчас, Олюшка! На работу снова устроюсь, по выходным на природу будем мотаться. К детям в гости ходить будем! Ну, а пока пошли ужинать, что-то я проголодался.
И он, сунув ноги в тапочки, бодро потопал за женой на кухню.
На следующий день Серега решил сам прогуляться в магазин за продуктами. На своих двоих, лишь опираясь на трость! И на переходе его сбил джип с пьяным водителем за рулем. Серега чудом остался жив. А вот заново отросшая нога была раздроблена в нескольких местах. Потерявшего от болевого шока сознание Серегу привезли на скорой в больницу – в ту, в которой ему когда-то и отняли эту злосчастную ногу. Надо же было такому случиться, что в эту пору как раз дежурил сам заведующий отделением хирург Берсенёв.
7
– Ну, черт возьми! Серега, ну как же так! – только и смог сказать Виктор Львович, когда рассмотрел жуткие последствия ДТП: из грязных окровавленных ран на переломанной ноге торчали острые обломки костей. Скрепить как-то эти отломки нечего было и думать. И Берсенев дал команду бригаде готовить все необходимое для ампутации. А сам отошел тайком (как он думал), хлебнуть спирта – в последнее время нервы у старого хирурга были ни к черту, и он практически перед каждой операцией успокаивал их небольшой дозой допинга. Все в хирургическом отделении знали об этой слабости Берсенева, но никто еще никогда и словом не попрекнул его за это: оперировал он не то что бы, как Бог, но для врача его уровня все еще отлично. А раз этот несчастный глоток спирта был ему на пользу, то пусть его, это для общего дела.
Суетился анестезиолог Иваньков, прикидывая, каков у лежащего на столе с мертвенно бледным лицом бедолаги вес, операционная сестра Татьяна сноровисто раскладывала необходимые при ампутации инструменты.
Берсенев вернулся с порозовевшими скулами, бегло оглядел предстоящее место очередного профессионального членовредительства, вздохнул и, пробурчав себе под нос «Прости, Серега!», громко скомандовал:
– Ну что, коллеги, приступаем!
Звякнуло и громко разбилось стекло. Берсенев и другие члены операционной бригады обернулись на шум и застыли в оцепенении. На выложенном плиткой полу валялись осколки, выпавшие из идеально круглого отверстия в оконном стекле. И через это отверстие из дна повисшей за окном больницы какой-то негромко жужжащей темной и приплюснутой громадины, в операционную ударили сразу несколько ярких и тонких разноцветных лучей. Медики, получив негласную команду отойти от стола, одновременно сделали по большому шагу назад и в безмолвном ступоре наблюдали за происходящим. Только Берсенев громко прошептал:
– Так это же они!
А лучи, красный, голубой и фиолетовый, под небольшим, всего градусов в тридцать, углом, попеременно, а то и все разом, начали колдовать над ногой Сереги, перебегая с одного ее покалеченного участка на другой. В операционной запахло паленой костью.
– Смотрите и запоминайте! – снова прохрипел не потерявший самообладания Берсенев. – Вот так и у нас лет через сто будут оперировать!
Лучи закончили свою работу минут через пять. Потом они погасли. Но не все. Один луч, голубоватый и совсем тонкий, поочередно ткнулся в лоб каждому из стоящих столбом медиков, и только после этого висящая за окном посудина напоследок мигнула одновременно всеми бегающими по ее ребру огоньками, резко взмыла вверх и исчезла в сумрачном осеннем небе.