– Ну, вот вся семья и в сборе!

– Да катись оно всё пропадом, – прошипела моя жена, поднимаясь с дивана и поспешно удаляясь в свои покои.

– Лора! – грозно бросил ей вслед отец, но та не обратила внимания и где-то в конце коридора на втором этаже громко хлопнула дверью.

– Опять этот недомерок всё испортил! – закричала мама. – Эодар, проучи его как следует и вышвырни за порог, пока я не сделала этого сама!

– Матушка! – повысил я голос. – Немедленно прекрати!

– Да, матушка, хватит! – искренне вторил мне брат. – Я решил, что мне надо с вами проститься, ведь мы – моя семья.

– Бандюги и алкоголики твоя семья, а мы тебя все знать не хотим!

– Сандра, – рявкнул отец, но затем сбавил тон. – Ты не перебрала ли с вином? Не пойти ли тебе вздремнуть?

– Прости меня, Гром, – шепнул я брату, покачивая головой. – Зря я тебя надоумил на этот поход.

– Ничего, – нарочито громко ответил Громмер. – Ты хотел как лучше. Ты ведь не виноват, что наша мать – абсолютно чёрствая и бездушная эгоистка, которой важно лишь то, что о ней станут говорить в её якобы знатных кругах. А сын-отщепенец не очень хорошо влияет на имидж, вот я и оказался в её немилости. В отличие от тебя, Клод. Без обид.

Отец развернулся к моему острому на язык братцу и отвесил ему увесистую затрещину:

– Не смей так говорить о своей матери!

– Правильно, Эодар, задай ему трёпку! Прогони мерзавца из моего дома! – завизжала мама.

– Сандра, немедленно отправься в свою комнату и остынь, а мы останемся поговорить по-мужски, – велел отец. Сперва я думал, что это не подействует, но через несколько мгновений наша мать, театрально закатив глаза и шумно вздохнув, отправилась в свою комнату. Дойдя до лестницы, она остановилась, вернулась к нам, забрала тарелку с сыром и снова выдвинулась к себе.

Мы остались мужской троицей. Ещё пару минут смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Гром покраснел как помидор после оплеухи отца, но к моему удивлению в ярость не впал. Напротив, его взгляд выражал стыдливость, и даже раскаяние. Отец же, казалось, переживал только из-за поведения матери. Как только она вышла – он вздохнул с некоторым облегчением и даже виновато улыбнулся.

– Прости, Громмер, – пожал плечами папа. – Какой быть склочной не была ваша мать, оскорблять её вы права не имеете. Никто не имеет. Эта женщина, в конце концов, моя жена. Какими бы ни были ваши отношения и мнения на счёт неё, относитесь к ней почтительно. Это мой вам наказ.

– Как скажешь, – скривил кислую мину братец.

– Раз с этим покончили – прошу в мой кабинет.

Мы проследовали за отцом по лестнице на второй этаж, миновали длинный коридор со множеством проходов в другие помещения. По пути папа окликнул Амелиту и попросил её принести к нам в комнату горячего чаю.

Рабочая комната Эодара Веллера некогда была просторной верандой, но теперь она напоминала скорее келью храмового писаря. Окна зашторены плотной тканью, возле стен громоздились разного стиля секретеры и тумбы, доверху забитые важными документами и учётными книгами. В центре полукруглого помещения стоял П-образный стол, пара табуретов для гостей, элегантное витое кресло для хозяина и бар в виде глобуса. Отец открывал этот глобус, чтобы достать что-нибудь горячительное довольно редко, да и то только для того, чтобы угостить своих клиентов. Но если учесть, что место жительства моего папы знали лишь единицы, так сказать, самые доверенные любители векселей и кредитов, то бар-глобус почти всегда оставался нетронутым.

А сейчас отец, не церемонясь, открыл крышку бара, достал оттуда фигурную изумрудную бутыль, вытащил пробку и сделал несколько солидных глотков. Затем протянул напиток нам. Я несколько смущённо согласился и отхлебнул крепкого коньяка, а вот мой братец на удивление вежливо отказался. После этой молчаливой сцены мы с Громом расселись по табуретам, а папа оседлал своё любимое кресло, поставил локти на стол и скрестил пальцы замком на уровне своего лица.

– Вот оно как выходит, значит, – негромко пробурчал он. – У меня был один друг… подчёркиваю – был! Так вот, был у меня друг, когда сам я ещё только разменял второй десяток. Мы с ним проводили вместе много времени. Схожие интересы, одни и те же взгляды на жизнь, всё вот это. Я работал, он работал. Я женился, он тоже женился. У меня всё пошло довольно успешно, а у него же вся жизнь словно катилась к подножию горы. Затем случилось так, что ему срочно потребовались деньги, чтобы выбраться из долговой ямы, и он решил попросить их у меня. Я сжалился и выделил ему необходимую сумму, разумеется, безвозмездно. Через пару недель он пришёл с той же просьбой – на этот раз я тоже согласился. Когда мой друг пришёл в третий раз – мне пришлось отказать, но я предложил ему работу. И он решил, что я его буквально предаю, бросаю на произвол судьбы. Вместо того, чтобы принять моё предложение по поводу работы он решил меня ограбить. Грабитель из него оказался никудышным, его поймали, а дружбе, как уже стало ясно, настал конец. Так вот, к чему это я: у него тоже двое сыновей, и атмосфера в семье абсолютно точно такая же, как и у нас. И я задаюсь вопросом: какого хрена, дети мои? Почему я, потратив всю свою жизнь, всё своё свободное время, всё здоровье на то, чтобы вы жили благополучно и счастливо, должен терпеть такое отношение вас к вашей матери и наоборот? Что я сделал не так? На каком этапе жизни повернул не туда? В чём моя вина?

– Ни в чём, – ответил Гром. – Ты не виноват, па. Дело в маме, и ты это знаешь, просто не хочешь признавать.

– В любом конфликте виноваты минимум двое, – возразил я. – Если один из конфликтующих будет полон решимости не раздувать огонь, то ссора быстро потухнет.

– Какие вы у меня разные, – усмехнулся отец. – И всё же – все вы моя кровь. Несмотря ни на что, я горжусь вами обоими.

– И даже мной? – хмыкнул братец.

– И даже тобой. Вашей сестрой я пока не могу так гордиться, как вами. Ей всего двенадцать, она не состоялась в жизни. Пока всё, что наполняет её существование – это результат хлопотания матери, служанок и учителей. Ей дай волю – она бы весь день гуляла по улицам как самый обычный ребёнок. Поэтому я буду ею гордиться тогда, когда придёт время. А вами я горжусь уже сейчас, потому что вы свой путь выбрали и следуете ему. Какими бы кривыми ни были ваши дорожки ранее, сейчас они слились на перекрёстке в один большой прямой тракт. И двигаться вам по этому тракту вместе, так что не забывайте об этом. Держитесь друг друга всегда и везде.

– Как Джоанна? – спросил я о сестре.

– С ней всё в порядке. Не будем её сейчас будить, лучше зайдите к ней перед уходом. У малышки Джоанны ранний подъём.

С минуту мы сидели молча, думая о своём. Отец ещё раз приложился к бутылке, на сей раз оставив в ней всего треть от изначального содержимого, доверху набил длинную трубку и стал пускать в потолок струи густого горького дыма. Гром, словно восприняв это как немое предложение предаваться расслаблению, раздобыл из кармана коробочку с нюхательным табаком и шумно вдохнул мелкий порошок ноздрями. Мне же оставалось довольствоваться только обществом мужской части семьи без увеселительных добавок.