Я занёс руку над дубовой дверью и машинально остановился, представив, что весь дом сейчас погружён в глубокий сон. Ведь стояла глухая ночь, а все мои родные, насколько я помню, обычно ложились довольно рано, чтобы с утра первыми быть на ногах. С трудом преодолев странное чувство вины, я громко постучал.

Дверь почти сразу открыла Амелита – молодая гренуанка, которую отец приобрёл всего несколько месяцев назад. Девушка читала какой-то скабрезный роман в гостиной, а потому сразу же подошла на стук. Она совершила скромный, слегка топорный ахариамский реверанс, которому едва научилась, и, впустив меня, отправилась будить всех домашних.

Я повесил куртку на вешалку и прошёлся по дорогому дубовому половому настилу гостиной. Большое помещение напоминало скорее приёмную во дворце, потому что отец хотел, чтобы каждый посетитель этого дома сразу узнавал о достатке его владельца. По всем крашеным золотом стенам висели пейзажи и натюрморты известных художников нашего времени и времени прошедшего. По периметру стояло несколько мягких бежевых диванов со стеклянными журнальными столиками возле пышных подлокотников, на каждом из которых стоял тройной подсвечник с зажжёнными свечами. С потолка прямо над огромным абра'фальским ковром с высоченным ворсом свисала хрустальная люстра, стоившая целое состояние. Конечно, зажигалась она лишь на запланированных приёмах, потому что это было довольно сложное дело: подставить лестницу, поднести тлеющий огарок к семидесяти небольшим восковым лампам, при этом не оставив на хрустале ни единого жирного отпечатка пальцев.

А в прямо противоположной от входа стороне возвышалась величественная лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж, по бокам которой терялись в этой красоте двери в иные части поместья.

На одном из диванов лежала книга, которую читала Амелита. "Двенадцать рыжих жеребцов" – прочитал я название. О, великие боги, война с северянами – ещё не самое страшное, что может с нами случиться. Книжные эротические фантазии о дюжине рыжеволосых мужчин, то по очереди, то разом ублажающих героиню романа – вот, что может уничтожить наше королевство изнутри.

Первой спустилась мать. Сандра Веллер, эпатажная, манерная, очень скандальная женщина, которая вложила в моё воспитание сил чуть менее, чем нисколько, но всё же остающаяся моей матерью, за что я её по умолчанию люблю. Мама не стала наводить марафет или переодеваться, и вышла меня встречать в одной ночнушке – белой рубахе с длинными рукавами от шеи и до самых щиколоток, даже не сняв со своих рыжих вьющихся локонов чепчик. Она сделала вид, что очень-преочень рада меня видеть: подбежала ко мне, словно не видела сотню лет, встала на цыпочки, крепко обняла и зацеловала всё лицо. Я, конечно, не любитель подобных проявлений нежности, но всё-таки ответил сдержанным поцелуем в лоб и формальным объятьем. Закончив с приветствиями, мама усадила меня на один из диванов и сходу задала вопрос:

– Тебя там хоть хорошо кормили? Щёки, я смотрю, наел себе хорошие!

– Да, маменька, кормили хорошо. Не очень вкусно, но сытно и питательно. Прости, что так поздно, но у меня в лагере произошёл один инцидент, из-за которого пришлось днём задержаться. А завтра у меня уже отбытие, и времени оставалось немного, так что…

– Ой, да ничего страшного, – махнула рукой мама и повысила голос. – Амелита! Амелита, голубушка, спустись сюда немедленно.

– Сию минуту, госпожа!

Амелита спешно спустилась по лестнице, придерживая подол длинного платья, чтобы не споткнуться. Она встала возле нас, ожидая приказаний.

– Лапушка, срочно открой нам бутылку мортумского, принеси бокалы и солёные закуски. И поживее.

– Слушаюсь, госпожа, – девушка откланялась и ушла на кухню.

Мама тем временем снова повернулась ко мне, закинула ногу на ногу и продолжила свой допрос:

– Ну, рассказывай. Никто не обижал? Чем вы там занимались, кроме как пировали пять раз в день, и распивали дешёвый самогон по вечерам?

– Вообще-то, большую часть времени мы тренировались. Учились сражаться поодиночке и в строю, изучали приёмы владения оружием, рукопашный бой, слушали лекции о военном деле и…

– Ну, это совсем неинтересно, – снова махнула рукой мама и неприятно захохотала. Она вообще очень любила размахивать руками, чем часто раздражала своих собеседников. – Я не про это говорю, глупыш! Как вы там развлекались? Наверняка же были девочки, я точно знаю. Солдаты очень любят ветреных девочек, которые за пару монет готовы на многое!

Ненавижу подобные беседы с матерью. Ей плевать на то, что началась война, что мы из кожи вон лезли, чтобы научиться выживать и убивать. Она просто играла в интересующегося делами своего ребёнка родителя.

– Не было там никаких "девочек", – чуть обиженно ответил я. – Это военный лагерь, организованный самим королём. Йозеф Дарф собственной персоной присутствовал там, он читал приветственную речь, а затем и прощальную. Это очень серьёзное мероприятие, так что…

– Очень серьёзное, да-да! Сам король, говоришь? Как он выглядел перед вами? Весь разодетый в шелка? А, может, напротив – в рыцарских доспехах, весь сияющий и прекрасный? У него крепкие мышцы, я видела! Ему нельзя закрывать красивое мужское тело стальным панцирем!