— Порядок, — одобрил великан и приказал:

— Начинай перевозить груз.

Ингрем развернулся и поплыл назад, к “Дракону”. Моррисон выбрался на берег по мелководью, положил автомат и бутылку с пресной водой на песок и повернулся, наблюдая за отплывшим плотом. Боль в голове Ингрема стала тупой и ноющей, кровь на лице запеклась в жесткую корку. Капитан зачерпнул воды и принялся отмывать ее, обдумывая пути спасения. Шансов на это было мало. Может быть, попытаться уйти на плоту? Эти автоматы не имеют дальнего боя, и точность попадания их на большом расстоянии не слишком велика, так что если как-то нейтрализовать Руиса... Ничего не выйдет. Ближайшая суша — это западное побережье Андроса в семидесяти пяти милях отсюда. Даже если, не умерев от жажды, добраться туда, это их не спасет. На побережье нет поселков, только болота, москиты и лабиринт проток с затхлой водой. Им никогда не пройти через это гиблое место, так что о плоте следует забыть, надо попытаться захватить яхту. Сыграем на Руиса, подумал он, ведь им вместе предстоит грузить ящики на плот. Надо подкараулить момент, столкнуть его за борт и заставить выпустить из рук кольт.

Ингрем подплыл к “Дракону”. Руис уже вытащил из каюты четыре ящика и составил на палубе у кокпита так, что края их торчали над бортом. Сам латиноамериканец стоял позади них, засунув за пояс свой револьвер.

Ингрем ухватился за один из пиллерсов для бортовых лееров.

— Дай руку, — попросил он. Руис покачал головой:

— Обойдешься без моей помощи.

— Да, мой генерал.

— Давай-давай, стаскивай их вниз.

— Ну вылитый Освободитель. Жаль, что у нас нет коня, чтобы ты мог попозировать для памятника.

Руис нахмурился:

— Оставь свои шпильки, Ингрем, зря время теряешь.

Кажется, раньше этот тип работал тюремщиком, что не очень вдохновляет.

— А как твоя голова? — спросил Карлос по-испански.

Значит, он не может удержаться от искушения самому подпустить шпильку, подумал Ингрем.

— Чего там голова, мой генерал, — ответил он тоже по-испански. — Во имя великого дела свободы я плюю на все неудобства. Давайте лучше подумаем о вашей шее, на ней удобно висеть?

— Заткнись и начинай грузить, — по-английски приказал Руис, — а то заработаешь еще одну шишку.

Капитан пожал плечами и начал стаскивать вниз один из ящиков. Делать это было неудобно, но он все же ухитрился не перевернуть плот. Вот и второй ящик соскользнул и лег рядом с первым, нависая над бортом плота.

— Еще один встанет? — спросил Руис.

— Сам посмотри, идиот.

Плот осел практически по самые борта и стал неустойчив. Еще один ящик, и он перевернется или сделается неуправляемым.

— Ладно, отчаливай, — разрешил Карлос. Ингрем снова поплыл вдоль борта яхты и через протоку. Моррисон, стоя по пояс в воде, без автомата, уже ждал его. Рубашка ослепила широкую грудь, плечи были мокрыми от пота.

— Вытряхивай их, Герман, ты слишком долго возился.

— Это не моя идея, — холодно ответил Ингрем.

— Твою я хорошо себе представляю. Посмей только ногой шевельнуть, и будешь работать под прицелом.

Великан положил одну упаковку на левое плечо, другую взял под мышку и зашагал в воде к берегу. Как будто пустые несет, подумал Ингрем. Он взглянул на часы, было семь минут девятого. После следующей переправы снова заметил время, вся процедура заняла одиннадцать минут. Получается около пяти ездок в час. Двести фунтов за ездку — выходит, по крайней мере, четырнадцать часов, чтобы перевезти семь тонн. А потом надо ждать прилива, попытаться снять яхту с мели и загрузить все это снова. И причем его расчет предполагает стоячую воду, а что будет, когда начнется прилив...

Во время следующей ездки, пока Моррисон поднимал ящики, капитан сказал:

— Вся работа займет три дня, и это минимум.

— Ну и что, — равнодушно возразил великан, даже не оборачиваясь.

— Все равно “Дракон” не доберется до Карибских островов. Он перегружен.

— Сейчас июнь, прекрасно доберется, как говорил Холлистер.

— Верь больше, ведь он еще говорил, что был штурманом. И посмотри, куда вас завез.

— Заткнись и работай.

Прошел час. Течение усиливалось по мере отлива, с каждым разом двигаться становилось все труднее. К десяти часам пот катил с капитана градом, а руки болели от гребли. Особенно трудно было грести из-за того, что тяжело нагруженный плот низко сидел в воде. Чтобы добраться до западной оконечности песчаного островка, приходилось плыть против течения вверх по протоке, и только оказавшись на уровне Моррисона, поворачивать поперек потока. Очередная ездка заняла пятнадцать минут отчаянной гребли, когда один недостаточно энергичный взмах веслом мог свести на нет достигнутое продвижение вперед.

Великан подтянул к себе плот, вода быстро обтекала его ноги. Ингрем взглянул на него сквозь пот, заливавший глаза, и сказал:

— Так и будет, пока продолжается отлив. Хочешь ты этого или нет.

Моррисон кивнул:

— Я тебя понял. Давай передохнем, у меня на яхте есть сандвичи. Стой здесь, пока не вернусь.

Великан понес ящики на берег, а Ингрем тем временем сошел в воду и удерживал плот руками. Это было легче, чем работать веслами, а мокрее, чем он был, ему все равно не стать. Моррисон вернулся, держа в руках автомат.

— Всего перевезли двадцать четыре упаковки, — сообщил он.

Чуть больше тонны, только самое начало, подумал Ингрем, гребя назад к “Дракону”. Когда он забирался на борт, больная нога, онемевшая от напряжения, подогнулась, и ему пришлось схватиться за леер, чтобы не упасть. Едва начавшийся легкий бриз стих. Накаленная жгучими лучами солнца палуба ослепительно блестела. Лицо миссис Осборн, в изнеможении распростершейся на сиденьях в кокпите, было пунцовым от жары, пряди волос прилипли ко лбу. Она так получит тепловой или солнечный удар, подумал Ингрем, но от солнца некуда деться, а в кубрике еще хуже.