В самом дальнем уголке сердца Айша хранила малюсенькую тайну. О ней не знал никто. Как и почему возникла теория, что папа жив, она не помнила. Книги ли были тому виной, бурная ли фантазия – не имело значения. Главное, что жизнь подсвечивалась теплым секретным огоньком, поэтому она не собиралась с этой мыслью расставаться. Папа не умер, просто уехал. Пусть даже бросил, значит, имелись на то причины. Зато он где-то жив и здоров, наверняка имеет семью. Ходит по земле, улыбается и вспоминает свой цветник. Могила на кладбище с безучастным мраморным памятником? Да мало ли, взрослые на многое способны, в детективах и не такое творят, чтобы замести следы. С этими размышлениями становилось легко. Он есть, не здесь, но где-то абсолютно точно. И может когда-нибудь они встретятся, наступит такой момент. Айша ни словечка не скажет ему в упрек, только обнимет или возьмет за руку, и будет держать долго-долго. Ей никогда не приходило в голову ластиться к дяде Рашиду. Зачем, если есть свой папа?

«Татарская же у нее фамилия, и у меня от мамы татарская кровь. Вот почему стихи так ложатся на сердце». Айша разглядывала профиль Ахматовой на черно-белом рисунке потертого томика и непременно перед сном загадывала: «У меня тоже будет муж каменной стеной, как папа. И никогда-никогда никакой безысходности!»

– Слышали, Коробко родила? – вездесущая Олька выдала новость.

Неразлучная троица ранним утром брела в школу. Завуч решила напоследок привлечь выпускников к субботнику, о чем оповестила накануне по телефону.

Андрюха отчаянно зевал и сокрушался, что черт его дернул ответить на звонок. Оле выбора не оставила мама, прочитав нудную лекцию о необходимости отдать школе эту дань. Айша и сама не захотела отлынивать, ведь это последний, а значит, особенный субботник для выпускников.

Город просыпался. Еще нежное с утра солнце окрашивало дома розовым светом, заглядывало в спящие окна. Ночь отступала, становилась как будто жиже, словно незримый художник разбавлял ее акварельную темноту водой. А затем, набирая кистью синеву, стремительно раскрашивал бездонный небесный свод.

– Что ее теперь ждет, непонятно, – пожала плечами Айша.

Она плохо знала Свету Коробко, видела только пару раз уже беременной. Та проскальзывала мимо, не поднимая глаз.

Для Жана-Парижа – событие из ряда вон. Уму непостижимо, чтобы кто-то родил, не окончив школу.

– Какой дурак на эту мышь позарился? – сокрушалась Оля. – Зачуханная такая.

Андрей усмехнулся.

– Одна ты у нас звезда, да?

– А разве нет?

И Ольга продефилировала вокруг них, чуть сильнее, чем нужно, двигая бедрами.

Прошли мимо Дома культуры и кинотеатра «Искра».

– Помните, когда «Танцора диско» привезли? – Айша махнула рукой в сторону афиш. – Мы с двоюродной сестрой пришли, такая давка была за билетами. Она нырнула в толпу – вернулась без пуговиц на пальто.

– Да ну! Обалдеть! – округлила глаза Оля.

– Представь, что там творилось, если ей с мясом вырвали все пуговицы.

Андрей посмотрел на часы.

– Надо ускоряться. Генриетта грозилась встречать со списками.

Никто и не подумал прибавить шаг. Хотелось оттянуть момент уборки, да еще и в такое прекрасное утро. Гораздо приятнее идти и болтать, чем натирать знакомые до каждой щербинки стены.

– А помните, как она нас ловила? – прыснула от смеха Айша.

Завуч имела привычку раз в месяц стоять у входа и бдить за внешним видом учеников. Миниатюрная и грозная Генриетта Львовна самолично встречала каждого и ощупывала взглядом. Яркий макияж – смыть. Вызывающие украшения – снять. Нет сменной обуви – марш за ней домой.

Эту акцию всегда было сложно прогнозировать. Только ступив на школьный двор, становился виден затор на крыльце. Тонкий голос Генриетты въедливым комариным писком пронизывал ропот недовольных. Кто-то разворачивался и уходил восвояси, кто-то продолжал ныть, чтобы впустили. Но завуч неумолимо стояла на своем.

Сейчас им ничего не грозило, а тогда было не до смеха. В восьмом классе гоняли за неподобающую школьную форму весь год. Ольгу – за отличный костюм, который тетка привезла из Прибалтики. Аккуратная плиссированная юбочка в крупную бордовую клетку, синий жилет, белая блузка. Все сидело идеально на ладной фигурке, придавая облику легкий заморский флер. Айше доставалось за крохотные золотые сережки и сшитое на заказ темно-синее строгое платье, потому что она наотрез отказалась носить опостылевшую форму с фартуком. Одни ненавистные манжеты чего стоили! Отпороть, постирать, погладить, пришить. Отпороть, постирать, погладить, пришить. Это доводило всегда сдержанную Айшу до исступления.

После восьмого класса случилась реорганизация, ввели одиннадцатилетнее обучение. Так что первого сентября они пришли десятиклассниками. Только тогда Генриетта оставила их в относительном покое, хотя все равно могла развернуть, если кто-то из старшеклассников самонадеянно являлся на уроки в трико или вызывающем мини.

Ольга посмотрела на свою короткую джинсовую юбку.

– Да, да! – Андрей прочитал ее мысли. – Выгнать не выгонит, но осудит.

Они прибавили шаг. Миновали серое угрюмое здание почты, своей заурядностью больше похожее на тюрьму. Школа уже виднелась на пригорке, осталось пройти пустырь. С разных сторон муравьями неспешно стекались сонные ученики, вприпрыжку на субботник никто не бежал.