— Понимаю. Забавно. Я думал, что романтики в науке давно перевелись. Сейчас непротиворечивые теории, не одобренные научным содружеством, оплачиваются крайне плохо, — сказал Пильман. — Актуальный рынок идей способны возбудить только яркие образы, не имеющие ничего общего с нашей скучной реальностью. Если ваш Панов этого не понимает, договориться с ним будет трудно.

— Конечно, конечно. Договориться с Пановым трудно при любом раскладе. Должен сразу предупредить, что использовать его в темную — затея безнадежная. Когда речь заходит о науке, он становится до омерзения серьезным и, что еще неприятнее, абсолютно честным. Ему недоступны обычные общечеловеческие стандарты вежливости и уважения к чужим заслугам и чинам. Если ему кажется, что человек завирается, он так и говорит: «Околесица». Это его любимое слово для описания современного состояния науки. У него нет должного почтения даже к лауреатам Нобелевской премии. Даже их мнения он подвергает сомнениям.

Пильман непроизвольно вздрогнул. С некоторого времени он не любил, когда к Нобелевским лауреатам относятся без должного почтения. Наверное, все дело было в том, что он уже считал себя одним из них. Нил Кларк сказал, что это уже решенное дело.

— Иногда такие выкрутасы полезны. Это качество можно попытаться использовать в мирных целях, — сказал он, заставив себя улыбнуться.

Алмазов удрученно развел руками.

— Попытайтесь. Мне так и не удалось придумать, как этого добиться.

— Всегда полезно иметь под руками честного человека. Он должен указывать на то, что нам нужно еще подработать в наших правильных представлениях, — пошутил Пильман.

— Наверное, это действительно так. Спорить не буду, я и сам пытался его использовать как поставщика проверочных теорий, но трудно общаться с человеком, который не решает поставленную перед ним задачу, а ищет истину. Надеюсь, вы понимаете разницу.

— В общих чертах, — задумчиво сказал Пильман. — Вы меня заинтересовали этим вашим Пановым. И правильно сделали, что рассказали о нем правду. Сейчас такие ребята большая редкость. Но у нас выработан определенный алгоритм работы с подобными деятелями.

— Я не рассказал и о десятой части его чудачеств.

— Это не важно. Если сделка состоится, на счет вашей лаборатории будут перечислены большие деньги. Не забуду и вас лично.

— У нас есть и другие достойные люди.

— Пока мы заинтересованы только в Панове.

Случаются изредка тяжелые дни, когда Алмазову приходится вести глупые и бессмысленные разговоры о предназначении человека и о роли ученого в прогрессе человечества. По счастью, людей, для которых познание окружающего мира — личная потребность, немного. За долгие годы руководством Центра Алмазов всего несколько раз встречал таких увлеченных особ. Он уважал их выбор, энтузиазм и решительность, с которой они пытались претворить свои идеалы в жизнь. Но не любил. По складу характера он не был романтиком, так что розовые мечты, если они, время от времени, и появлялись у него или сотрудников, никогда не могли заставить его забыть о необходимости в срок выполнять утвержденный распорядителями грантов квартальный план. Деньги — дело серьезное, когда речь заходит о них, становится не до размышлений о вечном и бесценном.

Алмазов поморщился. Вроде бы простая и понятная ситуация, но сейчас ему предстояло втолковать эти очевидные истины самому тупому, когда речь заходила о деньгах, сотруднику своего Центра. Кирилл Панов — временами казался сущим ребенком, если, конечно, с ним говорили не о квантовой механике или о многомерном мире, в котором все мы, якобы, живем.

Сегодня с Пановым нужно будет говорить о деньгах. И для того, чтобы достичь успеха, нужно сделать все возможное, чтобы ему не удалось вставить хотя бы слово о науке. Если Панов вспомнит о своей теории времени, говорить с ним о деньгах будет бесполезно.

С Пановым нужно всегда быть начеку. Он способен заболтать любого, самого серьезного человека. А из этого следует простой вывод — любые его попытки огрызаться должны быть пресечены.

Алмазов догадывался, что Панову с детства твердили: «Хорошим быть хорошо, плохим быть плохо». А он, по простоте своей искренне в это поверил. И потому старался соответствовать, если получалось. Не всегда его попытки люди воспринимали с благодарностью. Потом он узнал, что многие поступают по-другому, в первую очередь заботятся о своей собственной пользе. Панов удивился, но это поразительное открытие не заставило его измениться. Такая уж натура. Было замечено, что с людьми, которых поймали на подтасовке данных, он больше не общался.

Центр Алмазова стала идеальным местом работы для особой касты научных сотрудников, которые готовы добросовестно выполнять порученное им дело, не претендуя на «великие» открытия. Панов был другим. И это, кроме очевидного дискомфорта, иногда приносило пользу. Вот как сейчас, если удастся продать его американцам, можно будет заработать хорошие деньги и репутацию в международном научном сообществе.

Осталось уговорить самого Панова. Важно правильно построить разговор. Предложить что-то притягательное, от чего Панов не сможет отказаться. Сейчас даже дети знают притчу о морковке на удочке, с помощью которой можно заставить ослика идти в нужном направлении и совершать необходимую работу. Знают все, и все же этот метод по-прежнему замечательно работает. Такова природа людей. А значит, получится и с Пановым, каким бы «романтическим ученым» он ни был.

В это время Панов думал не о деньгах, а о более прозаических вещах — о науке.

Он с неудовольствием отметил, что поездку в Чучемлю провалил, не смог собрать полезного материала, да и теорий новых не придумал. Вся эта странная история осталась для него загадкой. Но он быстро успокоился, поскольку идея изучать «объект Ч» оказалась актуальной. Теперь он мог изучать поведение своего начальника с пользой для дела. Ему было любопытно посмотреть, что Центр, а точнее Алмазов, собирается предпринять после событий в Чучемле. Необходимо было решить сложную интеллектуальную задачу, о которой было известно лишь то, что решить ее можно было несколькими способами, впрочем, у нее вообще могло не быть рационального решения.