И это утверждение прозвучало очень внушительно. Пильман вынужден был признать, что Панов прав. Но только в том случае, если подсчитывать прибыль и убыток чересчур скрупулезно. Чего в обычной ситуации никто не делает. На практике счастливчик радуется и рассказывает всем, как ему повезло, а неудачник страдает молча. Так что собрать достаточную для анализа экспериментальную информацию очень сложно.

— Вы слишком строги к людям, — сказал Пильман. — Я приведу вам наглядный пример. Казино. Азартные игры. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Но счастливы все, потому что их привело в это заведение общая страсть к игре. Проигрыш или выигрыш — часто не так уж и важны, люди получают яркие переживания, всплеск эмоций. А какие они у конкретных людей — положительные или отрицательные — это не важно. Азартная игра — сама по себе награда и кратчайший путь к обретению счастья. В конце концов, мы не можем решать за людей, что конкретно приносит им счастье. Не исключено, что страдания. Иногда мне кажется, что наше преувеличенное внимание к успеху порочно.

— А потом эти счастливые люди стреляются, вешаются или прыгают с моста в речку, — мрачно сказал Панов.

— Да. Такое случается, — вынужден был признать Пильман.

— Кстати, про пресловутый «золотой шар» мне вчера рассказал фантаст Молниев. Так что у меня было время обдумать последствия раздачи бесплатного счастья.

— Но теперь мы знаем, что делать, если «золотой шар» попадет в наши руки.

— Вот как?

— Мы отдадим его Мозесу. И получим за него большие деньги. И три человека станут счастливыми: мы и Мозес.

Этот абсолютно случайный и отвлеченный разговор имел неожиданное продолжение. Утром к Пильману в гостиницу пришел озадаченный Панов, что само по себе было удивительно. Их взаимоотношения не предполагали частных визитов.

— Наверное, я не имел права нарушать ваш покой, и мне не следовало беспокоить вас, не спросив разрешения. Но наш вчерашний разговор позволил мне нарушить правила. Произошло удивительное событие, мне кажется, я обязан рассказать вам о случившемся немедленно. Думаю, вас это должно заинтересовать.

Пильман был искренне удивлен. Незапланированный визит русского был нарушением протокола. Он не мог представить, что потрясающего могло произойти этой ночью с Пановым? Да еще столь сенсационное, что могло бы заинтересовать его, американского гражданина. Он приготовился услышать что-то по-настоящему важное. И не ошибся.

Панов был взволнован.

— Вечером я вернулся домой и сразу заснул. Мне снились сны: яркие и неотличимые от реальности. Но это единственное, что я помню. Не могу вспомнить ничего конкретного, осталось только ощущение прикосновения к чуду. Как будто кто-то, имеющий на это право, мне это разрешил. Понимаете?

— Нет.

— Я не могу объяснить понятнее.

— Это очень интересно. Все?

— Нет, проснувшись, я обнаружил у себя в руке вот этот артефакт.

Панов вытащил из сумки «золотой шар». На самом деле, он был не золотой, скорее медный, красноватый, совершенно гладкий, но не блестящий. Шар выглядел слишком обычно. Поверить в то, что это волшебный прибор, исполняющий потаенные желания людей, было очень трудно. Поверить в такое могли только самые преданные любители фантастики.

— Думаете, это тот самый «золотой шар», о котором рассказывал Мозес? — спросил Пильман. — Какой-то он чересчур обычный.

— Давайте спросим у Мозеса, — предложил Панов. — А деньги поделим пополам.

Пильману понравилось предложение о справедливой дележке денежной премии. Он был уверен, что Мозес обязательно заплатит. Этот парень относился к деньгам без должного уважения. Иногда казалось, что они для него мусор. Пильман подумал, что и сам бы с удовольствием не считал деньги, и обязательно, когда у него скопится много денег, будет относиться к ним равнодушно и без лишнего трепета.

Он был уверен, что Мозес обязательно позволит исследовать «золотой шар» в институтских лабораториях, если в этом появится необходимость. Но это потребуется только в том случае, если у «золотого шара» проявятся оригинальные физические свойства, а не разговоры о пресловутом счастье. С эзотерикой Пильман связываться не желал. Смешивать серьезные научные исследования с мистикой, сновидениями и потусторонними сущностями было бы с его стороны большой глупостью.

Впрочем, разве постоянные разговоры о пришельцах и Посещении не отдают волшебством и мистикой? Одним безумным фактом меньше, одним больше. В конце концов, альтернативные проникновения в Зону ничем не отличаются от активных сновидений. И то и другое — чудеса, объяснить которые наука пока не может. Наука чудесами не занимается.

В первый раз Пильман был рад, что рядом с ним оказался Мозес, на которого можно было свалить мистические гипотезы, и спасти свою репутацию, если кто-то из серьезных ученых потребует объяснений. Сам Пильман в мистических теориях не нуждался, он верил, что рациональное объяснение обязательно будет найдено. Рано или поздно. Вот когда ему нужно будет решительно напомнить о своем существовании, а пока — важно следить за собственным реноме и не болтать лишнего, что может быть использовано против него.