Когда он увидел тени, взявшие его в кольцо, было поздно:

– О, какая редкая птица попала к нам в сети. Я бы даже сказал, целый павлин, – насмешливо бросил генеральный директор завода "Волна". – Как у тебя яиц хватило сюда припереться работать, а, павлин?

– Здравствуйте, гипан Янсен, – безэмоционально ответил Валентин, прикидывая под прицелом пяти бластеров, пути отступления. Дроны успели скрыться. До завершения процесса оставалось двенадцать часов отката. В течение этого времени надо жить.

– Если бы мы знали раньше. Где же твоя армия? Моро, вы уже всех достали. Шевелись, урод, – дула выразительно показали направление выхода из цеха. Не хотят вынести мозги, хотят информацию, значит, будут пытать, а это "Новый формат" умеет. В глазах потемнело от первого пропущенного удара, он спрятал голову, выставив руки.

Девять часов, его вывели из цеха, после восьми вечера на территории завода никого не было. Критических повреждений не было: один глаз заплыл, возможно, треснуло ребро и ни одно. Его вели на склад, ближе к северной непросматриваемой проходной, через которую проходил весь левак, и, как он предполагал, в недалеком будущем труп одного Моро:

– К нам в руки попал именно тот, который руководил эвакуацией на Катарини, где мятежники подорвали ядерную станцию, помните? А этот Моро еще жив, сам не пойму, почему, – вещал гендиректор своему заму по безопасности, который и так все это знал.

– А стать генеральным директором крупнейшего производства автопрома в Конфедерации в двадцать три года, это, конечно, за большие заслуги, да, Раф? Не папочкин распил? Помню, он у тебя был замом министра промышленности при старом премьере, – едко прокомментировал Валентин, сразу же получив по почкам. Он едва успел увернуться и чуть смягчить удар.

– Захлопни клюв и береги силы, скоро тебе придется запевать соловьем, – последовало “учтивое” предупреждение.

В цех дорога шла подъем, вокруг него было шесть бойцов, безопасник и генеральный. Проходная в тридцати метрах, кусты, на проходной пенсионеры, у бойцов легкие бластеры, но стрелять на поражение не будут. Картинка сложилась в голове. Спуститься, пан или пропал, тело уже двигалось само. Подножка правому, боднуть дальнего, прикрывшись левым, вот он уже и повис на перилах над землёй, провернул плечи, солнышком спрыгнул, первый выстрел мимо, прыжок в кусты, кровь стучит в висках, беспорядочные выстрелы, все-таки дилетанты, прошедшие только мятеж, наемники средней руки, а не профессионалы.

– Идиоты, он же гимнаст! Ловите мразь! – Валь оттолкнул охрану на проходной, ему сожгли плечо, он, падая, перемахнул через турникет и выкатился на улицу. Мотоцикл, шлем, скорее надо завестись с персоны. Боль пришла позже, он почти сошел с ума от нее, понимая, что теперь в него попали. Сознание пропало, по телу потекло что-то вязкое и липкое. Запахло металлом. На скорости двести сорок он летел прочь от завода, оглушенный болью и уже неспособный оценить ситуацию вокруг. Сигнал внешнего мира отключился. Надрывное "пиииииип" Архитектора разума перекрывает все звуки, и мир обагрился кровью, подчиняясь сигналу. Валентин на ощупь поднял защитное стекло, миг и его слепит свет дальних фар на кольце на выезде из Медиолана, он виляет в сторону на автопилоте, и последнее, что видит, это черный кузов. Свет в глазах угас на восьми часах обратного отсчета.

Адиль выматерился, смотря на вмятину на машине и тело мотоциклиста. Он только успел тронуться с места на кольце, когда этого придурка выбросило прямо на него. Смертельный исход был маловероятным: он совсем не успел набрать скорость, но все равно неприятно, тем более что скорой помощи пока почти не существовало, особенно в этом районе.

Без перчаток, рука вся в крови, на запястье – веревка, родезийского плетения, прожжена куртка, нога в крови, под шлемом белые волосы и кровь, много крови на респираторе, огромный бланш под глазом, внутреннее кровотечение очень вероятно, судя по количеству крови на маске. В фонаре проекции блеснул бриллиант серьги. Он без церемоний закатил широкую штанину раненого, чтобы удостовериться и увидел ожидаемую татуировку ястреба на икре. Умозаключение печально сложилось: Моро вынесло сдыхать прямо на него. Есть же справедливость в подлунном мире! Не очень укладывается в родезийскую рациональную картину мироздания, но теперь придется оказывать медицинскую помощь.

***

Четвертый принц стоял к нему спиной у окна, слушая чей-то доклад. Он нетерпеливо постукивал ногтем по запястью, едва заметно кивая, словно соглашаясь с чем-то. Юноша ничего не слышал, кроме надрывного "пииииип", поэтому не мог понять, с чем соглашается принц. Валь шагнул к нему, ему отчаянно захотелось понять, почему он так хочет увидеть принца. Какого принца, что за дурацкий номер в титуле? Он увидел профиль молодого человека: напряженная складка на лбу, широкие брови, большие желтые глаза, орлиный нос, полные губы. Он был уверен, что есть какая-то связь между надгробием файерайтера в храме и Четвертым принцем, как уверенно подсказывало подсознание. Ничего общего с признанным идеалом мужской красоты маэстро Гьяни, с могильной плитой, которую он регулярно видел в храме. Изящество правильных черт застывшей, вечной юной и мужественной зрелости посмертной маски героя, значит, шедевр Гьяни – это абстракция, а не портрет, как он всегда думал? Портрет кого? Почему это так важно сейчас?

– Адиль? – он услышал, как сам полувопросительно обратился к Четвертому принцу. Он неожиданно почувствовал глубокое разочарование, эмоцию, намного сильнее, чем привычный спектр.

Валентин почувствовал холодную ткань на своем лице и резкий запах нашатыря, выныривая из блаженной темноты, в которой с такой готовностью растворился.

– Пришел в себя? – в глазах было темно, а холодный голос не казался таким незнакомым. Страх поимки форматичиками пробил небольшую брешь в его спокойствии. – Моро, компресс сними с глаз.