– Где Ульям Уэйд? – по слогам произнёс Рид, щуря в негодовании глаза.

– Наверняка, где-то здесь, сэр, – пожав плечами, ответил Грант. – Я видел его буквально минуту назад, он стоял вон там…

Актёр указал управляющему на кулисы, а когда мужчина обернулся, тотчас скользнул в суетливое море париков, перьев и накрахмаленных шаровар.

– Вот прохвост! – рявкнул Фрэнк, осознав, что его обдурили. – Уволю! Уволю к чёртовой матери и тебя, и твоего самовлюблённого дружка!

– Мистер Рид, – обратилась к мужчине одна из актрис, – мне кажется, я видела сэра Уэйда у крайнего занавеса.

– Давно?

– Совсем нет.

– Спасибо, мисс…

– Терон, Анжела Терон, – миловидно улыбнулась дама средних лет, но Фрэнк не обратил на её учтивость никакого внимания, спешно зашагав к дальним кулисам.

Пробираясь через залежи декораций, чертыхаясь на каждом шагу, Рид оказался у задника. Тяжёлые портьеры винного цвета, обычно струящиеся ровной линией, сегодня небрежно топорщились в одном месте и подозрительно трепыхались. Вскоре, несмотря на царивший вокруг шум, мужчина расслышал затяжной возглас и, решив, что человеку по ту сторону нужна помощь, ринулся к месту происшествия. Не мешкая, мужчина откинул бархатную ткань в сторону и, взвизгнув точно поросенок брошенный на плаху мясника, отпрянул назад.

Взору управляющего открылось совершенно непотребное зрелище – обнажённый мужской зад в ворохе женских юбок. По обе стороны от бёдер развратника торчали худенькие дамские ножки в чулках, съехавших до колен. Тощие девичьи пальцы вцепились в угловатые мужские плечи, а театральный парик, зацепившись за сверкающую вышивку на спине тёмного пиджака, по фасону отдалённо напоминающего военный мундир, повис бесформенной мочалкой.

– Святая Дева Мария! – воскликнул Рид, схватившись за сердце.

– О нет, Фрэнк, это всего лишь мисс Томпсон, но и до вышеупомянутой распутницы я вскоре тоже доберусь, – донёсся до управляющего низкий, хрипловатый голос, исполненный ядовитой иронии.

Ульям Уэйд обернулся через плечо, не отрываясь от процесса. На его губах горела насмешливая улыбка, но в глазах царила беспроглядная пустота – никаких страстей, лишь чернеющий омут равнодушия.

– Не богохульствуй! – раздражённо выплюнул Рид. – Спектакль начнётся через десять минут, так что давай, натягивай штаны! Не хватало мне беременной актрисы в начале сезона!

Брезгливо сморщившись, управляющий задёрнул занавес и отошёл чуть в сторону, дожидаясь своего горе-драматурга.

– Меня уволят? – испуганно прощебетала девица, павшая жертвой дьявольского обаяния поэта.

Её напудренное лицо, даже сквозь толщу грима пылало похотливым румянцем, рот жадно хватал воздух, губы опухли от грубых поцелуев, а грудь почти вывалилась из корсета.

– О нет, дорогуша, – хищно ухмыльнулся поэт, мазнув взглядом по аппетитным формам, и аккуратно поставил даму на пол. – Я не позволю! Вы слишком талантливы…

– Но мы не закончили! – с обидой запротестовала девица.

– Долг зовёт, любовь моя, но не спеши надевать панталоны, возможно я найду тебя во время антракта, – усмехнулся Уильям, застегнул брюки и вышел из-за задника, обращаясь уже к Фрэнку. – К чему такая спешка? Мне должно выходить на сцену лишь в финале.

– Маркиза Де Вуд только что прибыла. Она хочет, чтобы сегодняшний спектакль ты смотрел из её ложи.

Уилл досадливо выдохнул, закатив глаза.

– Ты не можешь отказать, она спонсирует эту постановку. Все твои постановки!

– Знаю, знаю, – отмахиваясь от управляющего точно от навозной мухи, Уэйд направился к выходу со сцены.

– Будь сдержан, умоляю тебя, и прояви уважение, маркиза всё ещё носит траур по почившему супругу.

– Которого она же и свела в могилу, – недовольно пробурчал себе под нос поэт.

– Что ты сказал? – нагоняя его, осведомился Рид.

Уильям глянул на мужчину с пугающей серьёзностью, но вскоре его губы вновь растянулись в издевательской улыбке.

– Поверь, мой добрый друг, под её траурным платьем скрывается юбка, пестрящая всеми цветами радуги.

– Это не наше дело, просто будь почтителен.

– Как всегда, – ответил драматург и, одарив стоявших неподалёку актрис игривым взглядом, покинул закулисье.

Уильям Уэйд был из тех джентльменов, о которых говорят: «баловень судьбы». Но мало кому известно, что прежде чем стать прославленным на всю Англию драматургом, джентльмен, разорвавший семейные узы с отцом, несколько недель скитался по Лондону в поисках ночлега. В его жизни случались и такие, совсем скверные времена, когда денег едва хватало на кусок хлеба и кружку несвежего пива в порту, что уж говорить о бумаге и чернилах.