Он лгал. Лгал!

Сэмми оглядел захламленную комнату. Вдруг он почувствовал, что он так опасен, что это превосходит даже самые дикие слухи на флоте.

Прости меня Господь, но я от этого человека правды добьюсь любой ценой.

Он поглядел на брата Песню и попытался изобразить дружелюбную улыбку. Очевидно, получилось не совсем, поскольку брат Песня отступил на шаг.

– Кладбище – это место, предназначенное, чтобы люди там умирали, правда, брат Песня?

– Это место для всех, чтобы жить в природной полноте своего времени. И все деньги, которые приносят нам, мы тратим на то, чтобы помочь тем, кто к нам приходит.

В извращенной ситуации Триленда примитивизм брата Песни приобретал страшного вида смысл. Он помогал самым больным из беднейших, насколько мог.

Сэмми поднял руку:

– Я пожертвую бюджет ста лет каждому из кладбищ вашего ордена… если вы отведете меня к Бидвелу Дункану.

– Я… – Брат Песня отступил еще на шаг и тяжело сел. Он почему-то понимал, что Сэмми может исполнить обещанное. Может быть… Но старик поднял глаза на Сэмми, и в глазах его читалось бесконечное упрямство. – Нет. Бидвел Дункан десять лет назад умер.

Сэмми пересек комнату, схватился за подлокотники кресла, где сидел старик, и приблизил свое лицо к его глазам.

– Ты знаешь людей, которые пришли со мной. Ты сомневаешься, что по первому моему слову они разнесут твое кладбище по кускам? Ты сомневаешься, что если мы не найдем здесь то, что я ищу, то же случится с каждым кладбищем твоего ордена по всему этому миру?

Ясно было, что брат Песня не сомневается. Он знал, что такое Лесничество. И все же Сэмми на миг испугался, что брат Песня пойдет и на это.

И мне тогда придется сделать то, что я должен сделать.

Старик вдруг съежился, беззвучно зарыдав.

Сэмми отодвинулся от кресла. Прошло несколько секунд. Старик перестал плакать и с трудом поднялся. Он не посмотрел на Сэмми, не сделал жеста, он просто вышел из комнаты шаркающей походкой.

Сэмми и его свита пошли за ним, вытянувшись цепочкой по длинному коридору. Там жил ужас. Он заключался не в тусклых и поломанных лампочках, не в потеках на стенных панелях, не в грязном протертом полу. Вдоль всего коридора на диванах и в креслах на колесиках сидели люди. Сидели и смотрели… в никуда. Сэмми сперва подумал, что у них скорлупки, и зрение их далеко отсюда, быть может, в каком-то общем воображении. В конце концов, некоторые ведь из них что-то говорили, другие постоянно и сложно жестикулировали. И тут он заметил на стене знаки, нанесенные краской. Простой отслаивающийся материал – и больше здесь смотреть было не на что. А у сидящих в холле людей глаза были невооруженные – и пустые.

Сэмми подошел поближе к брату Песне. Старик разговаривал на ходу сам с собой, но в словах его был смысл. Он говорил о Человеке.

– Бидвел Дункан не был добрым человеком. Не таким, который может понравиться с самого начала… и особенно с самого начала. Он сказал, что был когда-то богат, но нам не принес ничего. Первые тридцать лет, пока я был молод, он работал усерднее нас всех. Не было для него работы ни слишком грязной, ни слишком тяжелой. Но у него для каждого было недоброе слово. Он издевался над каждым. Он мог просидеть с пациентом последнюю ночь его жизни, а потом фыркать и хихикать.

Брат Песня говорил в прошедшем времени, но Сэмми почти сразу понял, что монах не пытается его ни в чем убедить. Он даже не сам с собой говорил – это было как надгробное слово для человека, который очень скоро умрет.

– А потом проходили годы, и он, как и мы, остальные, мог делать все меньше и меньше. Он говорил о своих врагах, о том, что они убьют его, если найдут. И смеялся, когда мы предлагали его спрятать. В конце концов от него осталась одна только злобность, да и та бессловесная.

Брат Песня остановился перед большой дверью. Над ней висел цветастый веселый плакат:

– Дункан будет среди тех, кто смотрит на закат.

Но монах не открыл дверь. Он стоял, опустив голову, в общем, путь к двери не преграждая.

Сэмми начал обходить его, потом остановился и сказал:

– Плата, о которой я говорил. Она будет переведена на счет вашего ордена.

Старик не поднял глаз, только плюнул Сэмми на китель, повернулся и зашаркал прочь, проталкиваясь мимо констеблей.

Сэмми отвернулся и потянул механический замок.

– Сэр? – Это его окликнул комиссар городской безопасности. Полицейский-бюрократ подошел поближе и тихо произнес: – Э-гм, мы бы не хотели быть вашим эскортом, сэр. Надо было на эту работу поставить ваших людей.

Ничего себе!

– Согласен, комиссар. Так почему вы не дали мне их взять с собой?

– Это было не мое решение. Я думаю, они считали, что констебли будут более благоразумны. – Полицейский отвернулся. – Послушайте, капитан флота! Мы знаем, что вы, Кенг Хо, давно таите обиду.