Шрифт:
Моор (вырываясь, радостно).Теперь мы свободны, друзья! Теперь я чувствую у себя в кулаке целую армию! Смерть или свобода! Живыми не дадимся!
Трубят наступление, шум и грохот. Все уходят с обнаженными саблями.
АКТ ТРЕТИЙ
Сцена первая
Амалияв саду играет на лютне.
Амалия
Добр, как ангел, молод и прекрасен, Он всех юношей прекрасней и милей; Взгляд его так кроток был и ясен, Как сиянье солнца средь зыбей. От его объятий кровь кипела, Сильно, жарко билась грудь о грудь, Губы губ искали… все темнело, И душе хотелось к небу льнуть. В поцелуях — счастие и мука! Будто пламя с пламенем шло в бой, Как два с арфы сорванные звука В звук один сливаются порой — Так текли, текли они и рвались; Губы, щеки рдели, как заря… Небеса с землею расплавлялись, Мимо нас неслися, как моря. Нет его! Напрасно, ах, напрасно Звать его слезами и тоской! Нет его! — и все, что здесь прекрасно, Вторит мне и вздохом и слезой.Входит Франц.
Франц. Опять ты здесь, строптивая мечтательница? Ты украдкой покинула веселый пир и омрачила радость гостей.
Амалия. Сожалею об утрате этих невинных радостей! В твоих ушах еще должен был бы звучать погребальный напев, раздававшийся над могилой отца.
Франц. Неужели ты вечно будешь сетовать? Предоставь мертвых мирному сну и осчастливь живущих! Я пришел…
Амалия. А скоро ты уйдешь?
Франц. О, боже! Не напускай на себя столько холода и мрака. Ты огорчаешь меня, Амалия! Я пришел сказать тебе…
Амалия. Верно, мне придется услышать, что Франц фон Моор стал владетельным графом?
Франц. Да, ты права. Об этом я и пришел сообщить тебе. Максимилиан покоится в склепе своих предков. Я — господин. Но я хотел бы стать им в полной мере, Амалия. Ты знаешь, кем ты была в нашем доме? Ты воспитывалась как дочь Моора, его любовь к тебе пережила даже смерть. Ты ведь никогда не позабудешь об этом?
Амалия. Никогда, никогда! Да и кто мог бы позабыть об этом среди веселых пиршеств?
Франц. За любовь отца ты должна воздать сыновьям. Но Карл мертв… Ты поражена? Смущена? Да, конечно, в этой мысли столько лестного, что она должна ошеломить даже женскую гордость. Франц попирает надежды знатнейших девиц. Франц приходит и предлагает бедной, беспомощной сироте свое сердце, свою руку и вместе с нею все свое золото, все свои дворцы и лесные угодья. Франц — кому все завидуют, кого все боятся — добровольно объявляет себя рабом Амалии.
Амалия. Как молния не расщепит нечестивый язык, посмевший выговорить злодейские слова! Ты убил моего возлюбленного, и тебя Амалия назовет супругом? Ты…
Франц. Не гневайтесь так, всемилостивейшая принцесса! Да, Франц не изгибается перед тобой, как воркующий селадон [70] . Франц не умеет, подобно томному аркадскому пастушку [71] , заставлять эхо гротов и скал вторить его любовным сетованиям. Франц говорит, а если ему не отвечают, то будет… повелевать!
70
…как воркующий селадон. — Селадон — чувствительный ухаживатель, волокита (по имени героя романа французского писателя XVII в. Онорэ д’Юрфэ «Астрея»).
71
Аркадский пастушок,аркадская пастушка — литературные образы счастливых, беспечных людей, живущих на лоне природы. Аркадия — средняя область древнего Пелопоннеса (на Балканском полуострове, в Греции).
Амалия. Ты, червь, повелевать? Повелевать мне? А если ответом на твои повеления будет только презрительный смех?
Франц. На это ты не осмелишься. Я знаю средство, которое живо сломит гордость строптивой упрямицы, — монастырские стены!
Амалия. Браво! Чудесно! Монастырские стены навеки укроют меня от этого взгляда василиска [72] . Там будет у меня довольно досуга думать, мечтать о Карле. Привет тебе, монастырь! Скорее, скорее прими меня!
72
Василиск— мифическое животное. Нет в природе существа, рассказывает древнеримский писатель Плиний Старший в своей «Естественной истории», злее и страшнее василиска. Одним взглядом своим он убивает людей и животных; от его дыхания сохнет трава и растрескиваются скалы (хотя это и совсем небольшой змей). Но чтобы в природе, продолжает Плиний, ничто не оставалось без противовеса, есть средства и против василиска. Стоит только показать ему зеркало, как он погибает от отражения собственного взгляда. К образу василиска Шиллер прибегает в «Смерти Валленштейна» (Валленштейн: «Я василиска на груди пригрел» — об измене Октавио).
Франц. Так вот как! Ха-ха! Ну, берегись! Ты научила меня искусству мучить. Нет, моя близость, подобно огневолосой фурии, изгонит из твоей головы вечную скорбь о Карле. Страшный образ Франца притаится за образом возлюбленного, будет караулить его, как пес из волшебной сказки, стерегущий подземные сокровища. За волосы поволоку я тебя к венцу! С мечом в руке исторгну у тебя брачный обет! Приступом возьму твое девственное ложе! Твою горделивую стыдливость сломлю своею, большей гордостью.