"Нет, нет, - отогнал он эту мысль, - ведь друзья видели, как я вылез из самолета. Они найдут, как успокоить жену, объяснят, почему я перестал писать ей".

Глава пятая

Сержанты Семенюк и Архипов вернулись с аэродрома в общежитие.

Весь день они держались в стороне от летчиков и, как только с командного пункта взвилась красная ракета - сигнал отбоя, одни направились в станицу. Первыми пришли они в общежитие своей эскадрильи, не снимая комбинезонов, уселись за стол. Несколько минут в комнате было тихо. Казалось, каждый думал о своем, но когда Семенюк поднялся и, подойдя к нарам, достал баян Карлова, Архипов повернул голову в его сторону.

– Где-то теперь бредет твой хозяин?
– задумчиво произнес Семенюк, разглядывая баян.

Архипов как будто ждал этого вопроса.

– Я говорил, не надо его, раненного, пускать на боевое задание. Тогда и не сбили бы нашего командира, - горячился он.

– А как это не пускать? Командиру полка, что ли, надо было доложить, по-твоему?
– раздраженно спросил Семенюк.

– Да хоть бы и... доложить!

– Вздумал бы ты, Паша, такую глупость сделать, самый паршивый "мессер" был бы тебе другом, а не я!

Семенюк надел лямку баяна на плечо и неумело начал подбирать какую-то мелодию.

– Дело вовсе не в раненой руке. Карлов придет. Вот увидишь - придет. Заранее хоронить его нечего, Бахтин видел, как он из самолета вылез. И не только Бахтин - все видели... И голую степь кругом видели. Немцев там поблизости не было, не должен пропасть комэск.
– Немного помолчав, он добавил: - А вот, если бы не полетел, тогда наверняка погиб бы для нас командир, потому что верить ему перестали бы. А это в нашем деле страшнее смерти.

– Это почему же верить бы ему перестали?
– крикнул Архипов.
– Ты же сам рассказывал, какой он храбрый. Помнишь, над Волгой вы шестеркой восемнадцать "юнкерсов" разогнали, не дали бомбить нашу переправу? Это он тогда ведущим был. Он один завалил двоих гадов. Сколько вы их тогда всего нащелкали?

– Помню, помню, - нетерпеливо ответил Семенюк.
– Мы то с тобой поверили. А другие? Нашлись бы и недоверчивые... Это же чрезвычайное происшествие - руку прострелил. Не забывай, лететь-то не на прогулку они собирались.

Семенюк отложил баян в сторону и прошелся по комнате.

– Ну, как же теперь поступим? Расскажем остальным?
– задал Архипов так и не решенный на аэродроме вопрос.

– По-моему, незачем. Ты ведь обещал Карлову молчать? Обещал. Вот и молчи. И давай больше об этом ни слова, - отрезал Семенюк.

– Баян-то убери. Некому теперь играть, - напомнил Архипов.

За окном послышались голоса летчиков. Открылась дверь, и улыбающийся, раскрасневшийся от мороза Саша Дубенко еще с порога загадочно воскликнул:

– Ага! Вот вы где голубчики! Сейчас Архипов будет плясать.

Дубенко вытащил из кармана треугольником сложенное письмо.

– Пляши, Павлик! От любимой, наверно?

– В другой раз сплясал бы, а сегодня не ко времени, - с грустью ответил Архипов и протянул руку за письмом.

Вошедшие в комнату летчики приумолкли. Дубенко перестал улыбаться. Он подошел к Архипову и молча отдал письмо.

Присаживаясь на нары, летчики начали стягивать с себя тяжелые комбинезоны.

– Да это же от отца, - увидев знакомый почерк, обрадовался Архипов. Он развернул треугольник.-Вот так батя! Опять письмо в стихах написал.

Обстановка в комнате разрядилась.

– Раз в стихах - читай вслух, - попросил Дубенко.
– У тебя здорово получается.

– Так он же и сам стихи пишет. Только вчера отцу целую поэму отправил, - сказал Семенюк.
– Читай, Паша. Да только погромче!

Смущенный Архипов, думая, что над ним подсмеиваются, недоверчивым взглядом окинул летчиков. Но никто не улыбался. Тогда он встал со скамейки и начал читать:

Твои стихи, незрелые, простые, Прочел я с радостью и гордостью отца.

Неожиданно в хату вошли Емельянов и замполит майор Голубев. Павлик остановился на полуслове. Летчики вытянулись по стойке "смирно".

– Сидите, сидите, пожалуйста, - разрешил командир полка. Лицо Емельянова осунулось, нахмуренные брови нависли над глазами. Все знали, как он любил Карлова. А разве сами они не любили его - скромного, приветливого, мужественного.

Емельянов и Голубев сели за стол.

– Здесь, кажется, кто-то читал стихи?
– Емельянов пристально оглядел каждого летчика.
– Ну что же, продолжайте. Мы тоже послушаем.