Шрифт:
– Это сомнение, раздумье, колебание… «Да, нет, не знаю» в одном флаконе.
– Такой ответ я не принимаю: только «верю!» или «не верю!», – уточнила юная «блогерша».
Такой категоричный выбор Киру не устраивал – умом «нет», сердцем «да» – «да» плюс «нет» получалось… «не знаю». И надо было снова подробно «разбираться».
– Ну, хорошо… Давай уточним, Лисенок, во что ты веришь: в то, что твоя Таис искренне верит, что ее ребенок от ее «почти мужа», как бы странно это не звучало и как бы странно это не выглядело со стороны, или ты веришь в то, что ее ребенок именно от ее «почти мужа».
– Я поняла тебя… – задумчиво произнесла Алиса и целую минуту разбиралась в своей «вере». – Я верю, что Таис честно верит, что ее ребенок родится от ее «почти мужа». Ну, не совсем же я идиотка, чтобы не понимать, что забеременеть после смерти мужа через два месяца просто невозможно!
– Почти невозможно, – поправила Кира свою «разумную» дочь, – оставляем один шанс…
– На чудо! – улыбнулась Алиса и уточнила свой вопрос: – Так ты веришь, что она искренне верит, что ее ребенок от ее «почти мужа»?
– Верю! – ответила Кира. – Верю твоей Таисии, что она искренне верит в свое необъяснимое… «чудо» и что никого не хочет обмануть. А вот объяснить это ее «чудо»… возможно, сумеют специалисты. Надо бы обратиться к ним и разобраться…
– Ура! Нас двое! – закричала Алиса.
Отстранив телефон от уха, Кира посмотрела на мужа, вышедшего из душа, завернутого в полотенце, и виновато улыбнулась – прости, проблемы, одновременно вспоминая свою «историю» рождения Виктории – зачем она поспешила тогда выйти замуж за другого… хотя, тогда бы не было Алисы – этого жизнерадостного, неугомонного «тайфунчика»…
– Ты давно не присылала свои фотографии… – напомнила Кира.
– Ой, совсем замоталась, – беспечно отмахнулась Алиса от своего увлечения, – даже забыла, где кофр с фотиком оставила… в машине, наверно.
– А зря… История Таис подкрепленная фотографиями выглядела бы более убедительной, как настоящая статья в журнале или даже как журналистское расследование необъяснимого «чуда»…
– Малулечка, ты гений! – снова закричала Алиса. – Сначала ставлю фотографию Таис-Аленушки на фоне ромашкового поля, потом история, потом фото больницы, врача, анализов…
– Может быть, с вопросами такого рода надо было сразу обратиться к специалистам, а не устраивать бурю в «семейном стакане воды»? Надеюсь, врачи сумеют объяснить такую «странную странность» и докажут, что твоя Таисия права или докажут обратное, что она заблуждалась и ее ребенок совсем даже не от ее «почти мужа»…
– Точно, врачи! Фотку Инны Валерьевны, как первого консультанта, размещу. Завтра мы, как раз по ее рекомендации везем с дедушкой Таис на прием ко врачу – там она сдаст анализы, я все поснимаю в больнице, и мы обязательно уточним у врача эту «странную странность».
– Почему бы тебе не «устроить бурю» на просторах интернета, – направила Кира энергию своего расшалившегося «тайфунчина» в информационный океан, – может там, в медицинских журналах или статьях специалистов в этой области медицины, найдется какой-нибудь уникальный случай…
– И как это я сама не догадалась «поштормить» интернет?! – разочарованно произнесла Алиса. – Похоже, я слишком глубоко и бездумно погрузилась в проблемы Таис, погрузилась по самую макушку и мой мозг «утонул» в жалостливых эмоциях.
Вздохнув с облегчением, Кира похвалила себя, что ей удалось «переключить» впечатлительную Алису с «обиды» на Дмитрия Викторовича и зацикливания на конфликтной ситуации со взрослым на продуктивную, увлекательную «поисковую работу» в интернете, хотя она хорошо понимала, что обида на Дмитрия Викторовича надолго останется в сердце Алисы, и она уже больше никогда не обратится за советом и помощью к нему, и уже никогда не простит ему его «опрометчивого» попрека «деликатесным куском хлеба» с его стола… как впрочем, и сама Кира никогда не забудет его упрек, относящийся и к ней тоже…
Конечно, они его простят – он же член их семьи (она постарается убедить дочь в необходимости сохранять мир в семье, даже ценой своих собственных амбиций и убеждений; постарается уговорить ее простить «обидчика» и поддерживать хотя бы минимальное общение; но она хорошо понимает, что «простить» не значит «забыть» – непроходящая, ядовитая обида, занозой торчащая в сердце и отравляющая его, осторожно вынимается, укладывается со слезами в шкатулку, шкатулка – в коробку, коробка – в кейс, кейс – в сумку, сумка – в чемодан, чемодан – в сундук, на сундук навешивается огромный, навесной, железный замок, замок закрывается большим, железным ключом, а ключ выбрасывается в море-океан… и постепенно обида забывается, кровоточащие раны заживают, но на сердце остается шрам от нанесенной обиды, а в сердце остается неприятная тяжесть от кованного сундука, в котором как бы «похоронена» обида, но которая даже из глубины своего заточения иногда напоминает о себе и становится невыносимо больно…). Ведь она смогла многое понять и простить! Понять, простить, но не забыть…
Конец ознакомительного фрагмента.