— Маринка?

Диман тяжело вздохнул, а затем процитировал с характерным капризным гудением в голосе:

— Плюс три кило! Толстая и некрасивая. Морщины у глаз просто чудовищны. Ноги отекают на каблуках, а без них — две сардельки.

— И надеть нечего, — подхватил Кир.

— Шматья горы, когда стирать соберется. В прочие же дни — ничего нет, совсем.

Кир рассмеялся.

— Мне очень повезло с сестрой.

— Да у тебя Лерка — вообще ведьма! Сколько ей? Тридцатник? Выглядит едва на двадцать. Тонюсенькая, взглянет — мурашки по спине. И нос воротит, стерва.

— Буду бить, — предупредил Кир. — Долго. По носу. Маринка тебя бросит, невзирая на сангри.

— Ладно-ладно, извини, — пошел на попятный Диман. — Стерву беру обратно. Вот чем я не угодил ей тогда, а?

Кир мог бы ответить, но действительно пришлось бы драться, а это неправильно. Не говоря о том, что насилия на сегодня ему хватило с избытком. Как и той медсестры, спутавшей его с неизвестным стайром. Вот ведь… Ощущение, будто наступил голой пяткой в дерьмо возникало всякий раз, когда вспоминал. Был бы Кир нациком, как назвал его Диман, точно оправдал бы ее отношение к пленнице. Но Кир стоял на стороне фангов. И точно не осудил бы Ки-И-аса за убийство подобной дряни.

— О… Да ты почти засыпаешь. Может, я поведу?

— Радио включи. Пусть бубнит.

— Мы знали о них давно. Вся история человечества неразрывно связана с фангами. Упоминания о них встречали у древних египтян и у майя. Их образами пугали детей. Писали о них романы, представляли чудовищами и нежитью, чуть ли не представителями дьявола на земле, — разорялся с экрана «ниссановского» компьютера с международно-ретровским названием «Пионер» некий профессор: напыщенный, как бочка с солеными огурцами и такой же вместительный. Костюм мышиного цвета в светло-серую полоску каким-то чудом еще не разошелся на нем по швам и не потерял ни одной пуговицы. Серые малюсенькие глазки заплыли жиром; лысина блестела в безжалостном свете студийных ламп. В салоне «Ниссана» было тепло и немного душно, но открывать окно или включать климат-контроль Кир счел лишним. Димана он все-таки пустил за руль, а сам дремал-слушал около научную дребедень очередного пиарщика от науки.

Слишком много их развелось в последнее время. В первые лет пять после конфликта поосторожнее были, боялись нести откровенную чушь. Одного такого философа — бывшего материалиста, внезапно уверовавшего и побежавшего на Лубянскую площадь проповедовать по поводу пришествия Антихриста на землю, — едва не побили прямо в момент стихийно образовавшегося митинга. Полицейские спасли убогого, быстро забывшего про фангов и начавшего разоряться на тему свободы слова, которой его лишают. Уже позже, узнав фамилию философа, сожалели, что вмешались: не любили в России чубайсов, так уж с конца двадцатого века повелось. Философ, помнится, потом строчил кляузы на полицейских, которые то ли не пресекли безобразия сразу, то ли не проявили к его персоне должного почтения, но ничего не добился кроме пары статей в интернет-издании «Спрут» с сильно подмоченной репутацией. А теперь всех этих демонологов-астрологов-уфологов и хиромантов, которых Киру демонстративно хотелось звать через «е», таскали на разные ток-шоу, в которых ведущие трагическими голосами вопрошали: «Где истина?!» И получали банальнейший ответ: «Где-то рядом».

Диман вел машину, слушал и фыркал, словно конь, надышавшийся перцем.

— Правда оказалась сложнее и в тоже время проще: без таинственности и магии, чесноков и крестов! — надрывался профессор.

В мыслях Кира он уже слился с образом крупного пестрого индюка, когда голос Димана заставил подступившее сновидение развеяться:

— Ты только вслушайся! Вот же придурок! Врет и не краснеет, хотя многие ведь помнят, как было на самом деле.

Диман негодовал. Кир подавил зевок и посмотрел с жалостью. У Димана было море собственных проблем, выговор с занесением по работе, новый напарник, взаимоотношения с которым не клеились, да и другие ребята считали, будто именно Диман подставил Кира, и держались настороженно, нелюбимая жена, вцепившаяся в него, словно клещ в собаку, работа на фангов. Но Диман вместо того, чтобы хоть как-то налаживать жизнь, выходил из себя по поводу какой-то дурацкой передачи. Кир не считал, будто одно мешает другому. Он просто слегка недоумевал, почему чьи-то россказни способны вызвать столь бурные эмоции, а все прочее — нет.

— А ты уверен, что помнят правильно? — поинтересовался он, когда Диман потряс его за плечо. — Поимей совесть, злыдень, я спать хочу! — Влезать в спор не хотелось, впрочем, выбора ему не предоставили. — Снято для скучающих домохозяек, пенсионеров и прочих людей обычно малокомпетентных. В меру благополучные обыватели, которым не хватает перчинки в личной жизни, готовы с утра до вечера обсуждать стайров, фангов, чиновников, нас с тобой и… — Кир фыркнул. — Адронный коллайдер.

— Тоже слышал эту теорию?

Кир зевнул.

— Слияние никто не наблюдал, оно произошло мгновенно. Мы сразу же начали разгребать последствия. А когда более-менее разгребли, поняли, что ни о чем не имеем ни малейшего понятия.

— Иные измерения… — вторил ему профессор, сам того не подозревая. — Почему не временно-пространственное наложение или не пробуждение древней расы? О чем в сущности известно нам, выжившим во время слияния и последующего конфликта? Только об изменениях мира вокруг и появлении новых видов!

— Вот именно, — усмехнулся Кир.

— Да ну тебя, — деланно обиделся Диман. — Ты же помнишь конфликт.

— Помню, — не стал отрицать Кир. — Но вряд ли способен ответить на вопрос из разряда «и чего это такое было?» К тому же, меня затронуло едва-едва.

— Партизанство свое ты называешь «едва-едва»? Вылазки, убийства, взрывы? Ну… Кирюх…

— Я не пять лет в окопе прожил и воевал отнюдь не на передовой! Да, участвовал в зачистках, но это не то боевое прошлое, которым надо гордиться.