Опять Федор.

Принимаю это спокойно, только за грудиной какое-то расхлябанное месиво огнем загорается.

— Будь готова сегодня вечером к половине девятого.

— Хорошо, — буркнув, утыкается обратно взглядом в стол.

Еще какое-то время нависаю, рассматривая. Не укрывается от меня, конечно, ни то, как Катя нервно стискивает пальцы, ни то, как часто вздымается ее грудь. Снова без лифчика, что ли? Словно в ответ на мой вопрос, ее кожу стягивает дрожь, и через ткань футболки остро проступают соски.

Отворачиваюсь и ухожу в кухонную зону.

Подальше от царевны. Туда, где не заденет. Ни образом, ни запахом.

Черт возьми…

Все еще слишком отчетливо помню, что почувствовал вчера, когда почти ворвался в ее тело. Шелковую влажность. Тугой жар. Болезненное сопротивление. Одуряющую похоть.

Вашу мать…

Что за чертовщина?

Кажется, что происходящее должно примелькаться и с каждым последующим визитом вызывать меньшую степень изумления и неприятия. Но в случае с «Комнатой желаний» регулярность почему-то работает иначе. Раздражителями становятся абсолютно все: и специфическое освещение, и знакомые лица, и навязчивая фоновая музыка, и приглушенный гомон томных голосов. Детали незначительные, а откладываются где-то на подкорке и при первом же воспроизведении вызывают адовое отторжение.

О том, что происходит после полуночи, я и вовсе молчу. Сейчас мне смешно, что когда-то я хотела раздобыть видеокассету с порно, чтобы разобрать процесс досконально и чему-то там научиться. Наблюдение за тем, как люди занимаются сексом, вызывает весьма странные чувства. Первостепенным является омерзение, но со временем зарождаются и другие ощущения, которые прежде мне доводилось испытывать лишь благодаря Тарскому. Я возбуждаюсь. Только если с ним этот жар головокружительный, всепоглощающий, с яркими вспышками эйфории, то здесь какой-то тошнотворный, мучительный, постыдный и опустошающий.

Задерживаю взгляд на Таире. Как ни одергиваю себя, сколько внутренних монологов с собой ни провожу, хочу смотреть на него. Особенно если он, как сейчас, не замечает этого.

Гордей гораздо крупнее и сильнее обычного среднестатистического мужчины. Сумасшедшее сочетание пугающей и покоряющей мощи, сдержанной и парализующей ярости, мужественной красоты.

Волосы всегда коротко стриженые, но такие темные, что никаких просветов не оставляют. Вкупе с такими же темными широкими бровями и густой небритостью оттеняют смуглую кожу и придают лицу какую-то грубоватую яркость.

Губы четко очерченные и твердые. Хочется ласкать их пальцами и своими губами. Хочется подчиняться им. Плавиться под ними. Гореть. Тонуть.

Глаза… Глаза у Тарского такие, что одним лишь взглядом любую эмоцию продавить может. Менять психологическое состояние. Управлять настроением. Вызывать запретные и очень часто попросту безумные желания.

Кожа горячая. Вызывает стойкое стремление прикасаться. Греться. Заряжаться. Впитывать ощущения.

Хочется непрерывно находиться внутри уникального энергетического поля, которое он создает. Вбирать в себя силу и уверенность, которые источает.

Сопротивляться этой тяге буквально невозможно. И при этом где-то на задворках всегда присутствует страх. Быть рядом с Тарским — все равно что находиться рядом с огнем. Он согревает и завораживает, но при этом ты понимаешь, что если потеряешь осторожность и перестанешь его контролировать, он тебя сожжет. Ужасающий трепет.

По телу прокатывается волна дрожи, когда Гордей ловит мой взгляд. Удерживает дольше, чем способно вынести мое растревоженное сердце. Но разорвать связь первой не могу. Вместо этого, поддаваясь какому-то непреодолимому, как мне видится, спасительному порыву, скольжу рукой по скрипучей коже дивана и касаюсь его сильной ладони. Таир реагирует с некой долей удивления. Опуская взгляд, освобождает меня, чтобы зрительно считать инициативу, которую я неожиданно проявила.

Разворачивает свою ладонь и, будто взвешивая мою кисть, едва заметно качает ее вверх-вниз. А затем крепко, почти до боли сжимает и замирает.

Меня бросает в жар. Горячее покалывание зарождается в кончиках пальцев, ползет стремительной дрожью по кисти, на запястье, предплечье, плечи, обкидывает мурашками спину и, наконец, захватывает все тело.

Когда Гордей вновь поднимает взгляд и заставляет меня инстинктивно сделать то же самое, трясти начинает и внутри.

Зачем-то вспоминаю о том, каким живым и требовательным он бывает в моменты плотской близости. Теряет самообладание. Горит. Обжигает эмоциями. Сокрушает страстью.

Тарский не просто хочет меня. Иногда он как будто полностью теряет над собой контроль. Это понимание усиливает мои собственные ощущения, как ни торможу себя. Это окрыляет. Это сводит с ума.

Ломаю голову над тем, что произошло бы, если бы я его не оттолкнула. Изменилось бы что-то? Как бы это было? Каким бы он был? Что бы я чувствовала?

Не могу не думать об этом. Не могу не фантазировать. Не могу.

Ощущая сгущающееся напряжение, невольно стискиваю бедра, что не укрывается от Гордея. Хочу его там… И, кажется, он это сейчас отчетливо понимает.