— Фирма-то ваша. А вот что касается расчетов, не знаю. Ежу понятно, что вы обязаны были выложить ему не указанную в договоре сумму, а намного больше. Полагаю, что существовало дополнение к договору, возможно расписка, согласно которой вы должны были заплатить реальную цену. Естественно, после произведения всех расчетов расписка подлежала уничтожению. Так что неизвестно, когда вы договорились произвести полный расчет. До пятнадцатого мая, после которого Подольский с проломанным черепом оказался в больнице, или позже. Визит знакомой Подольского, Алеси Ищенко, всполошил вас. Тело бывшего компаньона, как вы надеялись, спокойно лежит где-нибудь, например на дне реки, и никто не думает его искать. Если бы Ищенко заявила о пропаже в милицию, то первым, к кому бы пришли, были вы. Опять-таки по причине наличия у вас мотива. А зачем вам все это было надо? Поэтому, чтобы покончить с девушкой, вы наняли Милаева, к услугам которого, возможно, прибегали и для того, чтобы устранить Подольского. А чтобы не засвечивать свои номера, вы воспользовались таксофоном.

— Черт бы вас побрал! Да, я пользовался таксофоном. Но где доказательства, что я звонил именно киллеру?

— В пользу этого говорят все остальные факты. Я их вам уже перечислил. Впрочем, согласен выслушать вашу версию. Куда вы звонили?

— Вас это не касается.

— Это все, что вы можете сообщить нам?

Серов опять замолчал.

— Вам известны люди по фамилии Шамрай и Котик?

Тот же результат.

— Вы попали, Серов. Неужели вам это непонятно? Однако облегчить свою участь никогда не поздно.

— Наговаривать на себя я не собираюсь!

— Как хотите. В случае, если вы передумаете, бумага и ручка для вас найдутся всегда.

После допроса Серова Шевченко связался со мной и попросил зайти. Я почти сразу выскочила в коридор. Увести Серова еще не успели, так что я наткнулась на него. Заметив меня, он замедлил шаг и посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд я выдержала. Мне не в чем было себя упрекнуть. Я его не подставляла и дело липовое не шила, хотя он и смотрел так, словно я собственноручно изваляла его в грязи.

— Вы не правы… вы не правы, — зло прошептал он, когда мы поравнялись.

Я зашла в кабинет шефа, который и посвятил меня в некоторые подробности допроса Серова.

— Есть какие-нибудь результаты наблюдения за Хахалиным? — поинтересовалась я, возвращаясь к главной теме расследования.

— Скорее нет, чем да. Дедушка «богоматери» ведет жизнь тихую, я бы даже сказал скромную. Дом — работа, работа — дом. По телефону очень много говорит. Судья дал разрешение на прослушку, но все попытки подключиться к его линиям потерпели фиаско — коммуникационная зашита этого скромного фирмача намного превосходит возможности технического отдела УМВД города. Но не все так печально… Обыск на квартире твоего друга Подольского проводили. Ты, наверное, в курсе.

— Да, — ответила я, удивляясь, зачем Пиночет повернул разговор в прежнее русло. — Без меня проводили.

— А тебе что там было делать? Ты ведь раньше нас успела побывать в его квартире. Так вот, помимо прочего, при обыске обратили внимание на фотографию. Представь себе: группа суровых, коротко подстриженных людей на лоне природы, костер, гитара. Второй слева — твой Александр. А в самом центре некто Василий Родионович Довгаль. Тебе это имя ни о чем не говорит?

— Впервые слышу.

— Довгаль руководит охраной деда Хахалиной, поняла? Вернее, он руководит охранным предприятием «Фаланга-Сервис», ну а предприятие практически полностью обеспечивает безопасность Германа Хахалина.

— Значит, Саша Подольский и главный секьюрити Хахалина вместе служили? Интересно.

— Именно вместе. В спецподразделении СБУ [7] по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Довгаль был командиром Подольского. Еще нам известно, что Довгаль уволился на гражданку после некоего скандала.

— Как и Саша. Ему ведь тоже упоминания о службе были почему-то неприятны.

— Правильно. Я вот думаю, а что, если «богоматерь» услышала о пациенте из четвертой палаты не от деда, а от его охраны? Когда те везли ее домой к деду? А сам Герман Хахалин, может быть, и ни при чем?

— Владимир Степанович, что еще известно о прошлом Довгаля?

— Пока это все. СБУ, конечно, не ФСБ, но и там своих секретов хватает. Попробуем найти официальные пути. Ладно, ты себя этим не заморачивай, оставь другим. У тебя своих дел хватает.

С этими словами Пиночет вывалил на стол три пухлые папки.

— Запрашивала дело про убийство предпринимателя Свинарчука? Получи. И не потеряй. Я за него расписался.

Взяв папки, я пошла работать.

Грех, наверное, так думать, но чем глубже я залезала в материалы этого дела, тем больше во мне росла антипатия к Свинарчуку, чья личность после прочтения всех протоколов и рапортов получалась очень неприглядной. В качестве заключительного вывода вполне бы подошла цитата из «Мастера и Маргариты», когда Азазелло говорит о бароне Майгеле: «Как же его не застрелить? Его обязательно надо застрелить».

Двадцатисемилетний частный предприниматель Петр Свинарчук владел несколькими киосками на крытом рынке, в которых торговали всем понемногу — от пива и сигарет до презервативов. Киоски работали круглосуточно, и самым любимым занятием Свинарчука были ночные ревизии: очень уж он любил нагрянуть ночью на какую-нибудь точку с проверкой. Он знал, что продавцы, проработав у него месяца три, приспосабливались продавать не его товар, а свой собственный — как правило, спиртное и сигареты, купленные у оптовиков. Заметив, что выручка, особенно ночная, начинала неуклонно снижаться, он какое-то время не вмешивался, ожидая, когда продавец окончательно потеряет бдительность. А затем внезапно появлялся среди ночи со своим напарником Алексеем Даценко, по прозвищу Колбаса, который, как утверждал один из свидетелей, был человеком на редкость глупым, страшным и жестоким. Именно он исполнял при Свинарчуке карательные функции.