— Какие бы ни были у тебя причины залезть в мои карманы, эта визитка первая и единственная по-настоящему ценная вещь, которая, возможно, прольет хоть какой-то свет на мою особу. Так что не бери в голову, — заверил я девушку.

Мой первый выход в большой мир совпал с окончанием дежурства медсестры. Мы вместе вышли за ворота больницы.

Передо мной стояли три задачи:

а) на людей посмотреть и себя показать;

б) побывать на месте, где меня обнаружили;

в) повидаться с капитаном Бражко и рассказать ему о найденной визитной карточке, а заодно потребовать отчета, что было предпринято по моему делу.

Проводив девушку до остановки и посадив ее в трамвай, я остался один на один с городом. Анна объяснила, как лучше доехать до старогородского моста, но мне хотелось размяться, поэтому я решил отправиться туда пешком, тем более что это было не так уж и далеко, а времени — хоть отбавляй.

Я шел в толпе спешащих куда-то по своим делам пешеходов. Нельзя сказать, что я чувствовал себя совсем плохо. Приятно было наконец оказаться на воле после насквозь пропитанной фармацевтическими снадобьями и энергетикой расстроенной человеческой психики больничной атмосферы, вдоволь надышаться запахом выхлопных газов ползущих по улицам автомобилей, ибо я, несомненно, относился к числу городских жителей, у которых от избытка озона начинает болеть голова. Так что пока мне было хорошо. Только где-то из подсознания скользкой змейкой уже пыталась выползти предательская мысль, что это мое состояние ненадолго, что все еще очень эфемерно и скоро закончится. В понедельник меня выпишут, и когда я снова окажусь за воротами, то на смену призрачному чувству свободы и опьянения городской суетой придет всепоглощающее чувство одиночества и неприкаянности, а вся эта цветовая гамма — яркие краски рекламных билбордов, улыбающиеся и серьезные лица людей — очень скоро сольется в некую серую, равнодушную к моей судьбе, а точнее, злобную харю, от которой захочется бежать сломя голову. Не последний вопрос: куда?

Названия улиц, по которым шел, я не помнил, но сами улицы, безусловно, узнавал. Не сразу, конечно. Так, шагая по тротуару и зная, что через сто метров надо будет свернуть, я не знал, что увижу за поворотом. Стометровка кончалась, я сворачивал за угол, и тут же перед глазами начинали мелькать слайды картинок дежавю. Тогда я понимал, что место, по которому я прохожу, мне, в принципе, знакомо. Такую прогулку можно было сравнить с тем, что вы испытываете, когда на полке книжного магазина видите незнакомую книгу знакомого вам иностранного автора. Одно или несколько его произведений вы читали ранее, и вам, в целом, это понравилось. Поэтому вы покупаете книгу и вечером, после ужина, поудобнее усаживаетесь в кресло, чтобы насладиться чтением. Первый абзац прочитывается легко, но почти одновременно с началом чтения у вас появляется и с каждым предложением крепнет уверенность, что все это вам уже знакомо. Вроде и словосочетания другие, но что-то где-то вы, безусловно, читали. Еще через несколько секунд вас вдруг осеняет, и тогда вы открываете последнюю страницу в поисках исходных данных и понимаете, что этот роман вы читали в прошлом месяце. Просто книга, которую вы держите в руках, выпущена другим издательством, и перевод с иностранного языка на родной выполнен другим переводчиком с собственным стилем изложения, который интерпретировал название романа по своему разумению.

Словом, город я знал, это было понятно. Непонятным было другое: почему в нем никто не знает меня? Допустим, я один как перст. Жены, детей, других родных не имеется. Соседи — не в счет. В наше время все стараются жить так, чтобы поменьше совать нос в проблемы других людей. Проблем и своих полным-полно. Но почему тогда меня не хватились на работе? Почему не заявили в органы, что пропал сотрудник? Я же, в конце концов, не похож на человека, живущего на пособие по безработице! Определенно, я должен был хоть что-то в этой жизни делать!

Как добрался до моста, я и не заметил. Перейдя на другой берег реки, я пересек проезжую часть, спустился по крутому откосу и минуты через три вышел к пляжу. Здесь не было ни привычных грибочков, ни топчанов, ни загорелых спасателей в лодках, ни толстой дамы с бородавкой на щеке, торгующей пивом, кока-колой и мороженым. На этой недлинной полоске берега, лишенной растительности, при желании можно было искупаться, не боясь поцарапать ноги стеблями осоки. Именно здесь рыбаки и нашли меня, наполовину лежащего в воде, что вызывало ассоциации с героем старого фильма «Чапаев», Петькой, который был сражен белогвардейской пулей на берегу реки Урал.

Сейчас рыбаков не было. Вместо них я увидел двух подростков, приехавших сюда на велосипедах. Уже искупавшись, они обсыхали, играя в подкидного дурака. Приход постороннего человека не произвел на них никакого впечатления. Походив немного по пляжу, я присел на корточки и опустил руку в воду. Зеленая вода была теплой.

Осмотревшись, стал думать над причинами, которые заставили меня прийти в это совсем не подходящее для вечерних прогулок место. По городским меркам его можно было бы вполне назвать пустынным: ни жилья, ни магазинов, ни ресторанов и прочих злачных заведений. Вдоль реки шла дорога с почти противотанковыми ямами на асфальте, через которые каким-то непостижимым образом умудрялись проезжать автомобили. За дорогой, если смотреть в левую сторону, находилось какое-то предприятие, отгороженное от мира кирпичной стеной, побеленной и пыльной, а как раз напротив пляжа — пустырь, заросший бурьяном и упирающийся в высокий гранитный откос. Только взобравшись на него, можно было увидеть крыши частных домов.

Словом, просто так, от нечего делать я здесь оказаться не мог. Даже если допустить, что в воду меня бросили в другом месте, все равно это было где-то рядом — долго плыть с раной на голове я бы не смог. Единственная версия, до которой я смог додуматься, заключалась в том, что пришел я сюда, чтобы с кем-то поговорить. Такая себе стрелка — подальше от людских глаз и посторонних ушей. С этим можно было увязать и характер полученной раны. Меня ударили по затылку, то есть напали внезапно, как будто из-за угла. Углов тут не было. Тут вообще не было ничего такого, что могло бы послужить сколько-нибудь серьезным укрытием. Пьяным я не был — алкоголя в крови не обнаружили, — стало быть, либо я оказался настолько глуп, чтобы допустить неожиданный удар, либо хорошо знал своего обидчика. И не только знал, но даже доверял ему, раз позволил находиться у себя за спиной.

Приближающаяся, словно плывущая по воде музыка отвлекла меня. Вниз по реке шел прогулочный теплоходик. Лето — пора отдыха. Может, меня не искали на работе, потому что я был в отпуске? Так ли это, станет ясно не раньше чем через пару недель.

До отделения внутренних дел, где работал Бражко, я добрался на маршрутном такси. К тому времени я уже сообразил, что совершил ошибку, отправившись сначала к реке, а не к капитану. «Даже если Бражко с утра на службе и был, то давно уже сплыл», — подумал я, войдя в вестибюль и увидев окошко с надписью «Чергова частина» [2] . Здесь царила скука смертная, мухи и «Взрослое радио».