Мужик не опускал пистолет, но смотрел уже не так, как до этого. Помягче, что ли…

И я тут же очнулась, сразу подключая весь свой арсенал, накастованный в детдоме.

Глазки несчастные, на мокром месте, губки кусать, голос сделать тоньше, дрожи в него побольше…

Хотя, куда, нафиг, больше? И так еле дышу от страха.

В этот момент я очень четко поняла, что сделаю, что угодно, чтоб он опустил пистолет, передумал меня убивать. Вообще все.

Посуду ему перемою, весь дом языком вылижу, да все, Боже мой, все!

Пусть полицию вызовет, пусть меня посадят, в тюрьмах тоже живут, Ванька говорил…

Мамочка, зачем я вообще сюда поперлась, дура, какая непроходимая дура… Новый Год хотела встретить хорошо, дура, вот он тебе, твой Новый Год, как всегда, дерьмо раздерьмовое, и лучше не будет уже у тебя, смирись, Сашка, просто смирись с этим…

Пока я мысленно скулила, жалуясь на сиротскую долю и вымаливая себе жизнь у жестокого мужика с пистолетом, он успел подцепить мой рюкзачок, вытрясти из него все на стол, профессионально прощупать дно, определяя наличие потайного кармана, и извлечь оттуда часы и запонки.

Поизучал это все, подняв в удивлении черную бровь, перевел взгляд на меня:

– Ты воровка, что ли?

– Да, но я больше ничего… Понимаете, я… - подхватилась я торопливо, лихорадочно ища слова, правильные, нужные, те, что смогут убедить страшного хозяина богатого дома, что я – овца тупая, и не надо на меня пулю тратить…

– Еще что-то взяла?

– Нет-нет!

Но замолчала, поймав его взгляд на своих волосах, в которых поблескивала корона Снегурки.

– Я сейчас… Сейчас…

Начала быстро расстегивать кафтан одной рукой, другой сдирая с себя проклятую корону, но та, как назло, зацепилась за волосы и никак не хотела сниматься, я , осатанев от страха, принялась ее дергать, несдержанно шипя какие-то матерные слова…

– Стой.

Голос его, низкий и глубокий, был настолько повелительным, что я замерла мгновенно. Одной рукой на пуговицах кафтана, а другой на застежке короны. Вытаращилась на него со страхом.

– Снегурка, значит…

Он щелкнул пистолетом и убрал его в ящик стола.

Невозможно передать было мое облегчение при виде этого! Словно ноги разом отнялись, еле устояла!

Я медленно убрала руку от короны, печально и криво повисшей на окончательно растрепавшихся волосах.

Аккуратно фыркнула, сдувая челку, упавшую на глаза.

Уставилась на него в ожидании, не делая больше резких движений.

Он смотрел на меня как-то странно. Разглядывал, я бы сказала.

Я стояла, замерев, только пялилась на него со страхом. Потому что пистолет-то он убрал. А вот пугать не прекратил. И вообще, таким, как он , пистолет без надобности. Он и так страшный до усрачки.

Здоровенный, крупный такой, костюм за хуллиард баксов сидел так, словно на него шили. Словно он в нем родился. Везунчик, любимец судьбы, не иначе.

Красивый, бабам такие нравятся.

Мне – нет. Но я и не баба. Я – так, недоразумение, которое под пиво пойдет…

Мужик, между тем, уселся в кресло, пошарил по столу, нашел сигареты, прикурил, не сводя с меня пронзительно жуткого и непонятного взгляда.

Выдохнул дым, наполняя кабинет приятным терпковатым ароматом. Я такого никогда не ощущала. Это, наверно, бабки так пахнут. Большие. Не удивлюсь, если эти сигареты стоят столько, что косячок из ста баксов будет дешевле раскурить…

Сука, ну вот как я так попала, а?

– Как тебя зовут, Снегурка?