До отплытия Анжелики на Крит он бы так не ответил, не усомнился бы в ней. Но теперь он достиг возраста, когда начинают интересоваться собственным будущим. Если то, что она узнала про ислам, так изменило ее, почему же не мог подействовать на мальчика год, проведенный в иезуитском коллеже? У души свои дороги и перепутья, ее не воротишь назад.

Она услышала за спиной быстрые шаги Флоримона. Он положил ей руку на локоть и настойчиво повторил:

— Матушка, нужно уезжать!

— Но куда ты, мой милый, хочешь уехать?

— Есть много мест, куда можно отправиться. Мы все обсудили с Нафанаилом. Я возьму с собой Шарля-Анри.

— Нафанаил де Рамбур?

— Да, это мой друг. Когда я раньше бывал в Плесси, мы все время проводили вместе.

— Ты мне об этом никогда не рассказывал.

Он поднял брови, и лицо его приняло двусмысленное выражение. Очевидно, было много такого, чего он ей никогда не говорил.

— Если вы не желаете трогаться, тем хуже! Но я увезу Шарля-Анри.

— Ты говоришь глупости, Флоримон. Шарль-Анри не может покинуть это поместье, поскольку является его наследником. Замок, парк, леса и земли принадлежат ему и должны перейти к нему после достижения совершеннолетия.

— А что есть у меня?

Она посмотрела на него, и сердце ее снова сжалось: «У тебя нет ничего. Сын мой, мой прекрасный, гордый сын!..»

— У меня нет ничего?

Его тон выдавал неуверенность. Он надеялся, несмотря ни на что. Молчание матери открыло ему истину, о которой он и так уже стал догадываться.

— У тебя будут деньги, которые я вложила в торговые предприятия…

— Да нет, мои владенья, мое собственное наследство, где они?

— Ты же хорошо знаешь… — начала она.

Он резко отвернулся и стал смотреть вдаль.

— Вот из-за этого я и хочу уехать.

Она положила руку на его плечо, и они медленно возвратились в замок. «Я пойду к королю, — мечтала она. — Я поднимусь по Большой галерее, одетая в черное, под торжествующими издевательскими взглядами придворных, я встану на колени… Я отдамся королю… Но потом я заставлю вернуть твой титул и наследство… Я грешна перед тобой, мой мальчик, в том, что пожелала уберечь мою женскую свободу. Не было выхода…» Она крепко прижала его к себе. Он поглядел на нее, пораженный. И тут впервые после его возвращения они нежно улыбнулись друг другу.

— Пойдем, сыграем партию в шахматы.

Это было одно из страстных увлечений ее ребенка. Они устроились около окна за большой доской с клетками из черного и белого мрамора, подаренной одному из сеньоров дю Плесси королем Генрихом II. Фигуры были из слоновой и оленьей кости. Флоримон расставил их и склонился над доской, сосредоточенно сжав губы.

Анжелика глядела в окно на вытоптанную лужайку, на поваленные драгунами деревья редких пород. (Их срубили на топливо из чистого вандализма: дровяной склад был в двух шагах.) Ее жизнь была похожа на этот разоренный парк. Она так и не смогла упорядочить свое существование. Необычайные переживания затопляли ее целиком, и не в ее силах освободиться от их власти. Здесь, около еще не окрепшего сына, которого ничто не могло защитить, она осознала, как слаба одинокая женщина, лишенная покровительства. Некогда она чувствовала себя готовой на все, чтобы победить. Ныне это «все» вызывало только горечь. Она знает цену тщеты человеческой. Из ислама она усвоила, что лишь осуществление всего, что есть человек, дает ему согласие с самим собой.

Ей же предстояло отдаться королю. Совершить худшее из предательств — отречься от собственной души.

— Ваш ход, матушка, — сказал Флоримон. — Если вы доверяете мне, я бы вам посоветовал пойти ферзем.

Анжелика ответила бледной улыбкой и пошла ферзем. Флоримон обдумал сложный маневр, потом подвинул фигуру и поднял глаза.

— Я знаю, тут не совсем ваша вина, — сказал он мягким, рассудительным голосом, каким, должно быть, говорил в коллеже. — Не так легко разобраться, когда столько людей желают вам зла, потому что вы красивы. Но думаю, что надо уехать, пока не станет слишком поздно.

— Все не так просто, дружок. Ты сам это видишь. Куда нам отправиться? Я только что проделала очень длинное путешествие, Флоримон. Меня преследовали невероятные опасности. И пришлось в конце концов возвратиться, так и не найдя того, кого я искала…

— Я сам найду его! — воскликнул сын.

— Не будь самонадеян. Это дорого обходится.

— Я вас не узнаю, — сурово заметил он. — Разве не вас я провел в подземелье, когда вы решили разыскать отца?

Анжелика разразилась смехом:

— Ох, Флоримон! Мне нравится твоя настойчивость. Ты имеешь право ворчать на меня, но видишь ли…

— Если бы я это знал, я бы сопровождал вас вместо того, чтобы торчать в проклятом коллеже. Вдвоем мы бы добились успеха.

— Какой ты самонадеянный, — повторила она с нежностью. — Ты не отдаешь себе отчета в опасностях и трудностях такого путешествия. Ты слишком молод. Надо каждый день добывать еду, искать кров, свежих лошадей, да мало ли что еще! Нужны деньги, чтобы платить за все это.