От его слов натягивается ещё одна нить – надрывной тишины. Две пары глаз смотрят на агента сначала с непониманием, а потом с двумя оттенками осознания. Злорадное торжество фельдшера и загнанная ярость актёра.

– Ну что, допрыгался, птенчик? Сейчас закончу перевязку и….

Её прерывает страшный грохот: Соре достаточно протянуть руку, чтобы толкнуть столик с медицинскими инструментами, и все её баночки-скляночки разлетаются по полу. Он делает это медленно, но само действие выдаёт состояние. Неконтролируемое бешенство. Самый настоящий срыв.

Это его собственная практика: чтобы вернуться в реальность, чтобы доказать себе, что происходящее происходит на самом деле, он разбивает или роняет что-нибудь, что может разрушить звуковое пространство. Бокал с шампанским, разлетающийся на мелкие осколки. Столик с медицинским инвентарём.

– Что ты творишь, мать твою! Сора!

– А ну стой, сволочь!

Но он быстрее их обоих: в два шага пересекает комнату, выдёргивает задвижную полку из стеллажа и швыряет её в окно.

Агент шарахается обратно к двери, фельдшер садится на пол и закрывает голову руками, защищаясь от осколков.

На шум сбегаются ещё несколько агентов и сам Маэстро. Вместе им удаётся изловить и удержать Сору, пусть и не сразу – хотя он сам не сопротивляется с того момента, как ругающиеся мужчины оттаскивают его от разорённого стеллажа. По отработанной инструкции фельдшер вкалывает актёру быстродействующий седатив, но ещё несколько минут они стоят вокруг, не разжимая рук, и наблюдают за тем, как расслабляется лицо Соры и стекленеет безучастный взгляд. Только тогда Маэстро выпускает его запястья.

– Ну? Что ты ему сказала? – спрашивает сурово, поправляя галстук-бабочку.

– Да я ничего не успела сказать! Он услышал про лот, и сразу….

– Не сразу, – встревает агент, – Но да, больше мы ничего не говорили. Первый раз вижу такую реакцию….

– Ну, не первый, – пожимает плечами Маэстро, – Впрочем, это было ожидаемо в его случае. Обычный нервный срыв, к тому всё и шло. Он не сказал тебе, что это такое было на сцене?

– Не сказал….

– Хм. Я сначала подумал, что самоубийство. Но нет, что-то другое.

– И что теперь? То есть, мы же не можем так его отправить к покупателю?

– Я сам поговорю с клиентом. Скажу, что Сора у тебя на перевязке. Только сделай так, чтобы в машину он сел сам, а не мы на руках занесли.

Маэстро выделяет нескольких агентов убрать осколки и проследить на всякий случай (он никогда не доверяет актёрам, даже в таком состоянии), и уходит, потирая ушибленное предплечье. Притихшая фельдшер перебирает уцелевшие пузырьки, ища что-нибудь подходящее, и время от времени тревожно поглядывает в сторону Соры.

– Я слышал, что он не уезжал из Театра уже десять лет, – тихо говорит тот самый агент. Теперь он стоит, прислонившись к стене возле кушетки, и задумчиво рассматривает кровавые пятна на белой одежде актёра, – Не знаешь, правда ли?

– Четырнадцать, – без всякого выражения поправляет девушка. – Он всегда выкидывал что-нибудь этакое на представлениях, чтобы никто на него не ставил. Вот и теперь….

– Теперь не сработало. Да…. Не представляю, кому же это радость такая достанется. Даже жалко человека.

– Жалко, – так же безучастно повторяет фельдшер, и больше они не говорят.

Казимир

В маленьком кабинете Маэстро я наконец-то остаюсь один, но легче от этого не становится: руки по-прежнему дрожат, и кровь всё также стучит в висках. Измеряю шагами комнату, пробую на удобство все стулья и подоконник. Должно пройти какое-то время, но, как назло, оно здесь будто остановилось. Чтобы доказать себе, что это не так, я считаю секунды. Минуты. На одиннадцатой дверь открывается.

– Мои искренние извинения! Иоши Сора повредил ноги во время выступления, и фельдшер его не отпустила. Через полчаса всё будет готово, а пока…

Я знаю этого человека: директор и распорядитель Театра последние двадцать лет. Здесь его называют Маэстро. В прошлый раз мы тоже виделись, он приходил поприветствовать моих родителей, пожимал руку отца, улыбался матери. Мне кажется, Маэстро совсем не изменился: та же полная фигура, неизменный галстук-бабочка, вьющиеся волосы с проседью. Садится напротив, и я замечаю, как странно он потирает предплечье.

– Вы прочитали договор? Ох уж эти формальности…

Точно. Договор на покупку. Я бегло просмотрел его и также бегло подписал, спеша опередить сомнения. Так что, когда они всё-таки прокрались в моё замутнённое эмоциями сознание, отступать было поздно. Иногда удаётся обхитрить и самого себя.

– Да, я прочёл.

– Хорошо, – улыбается Маэстро.

Всё это время мне не даёт покоя его взгляд: цепкий и равнодушный, он совершенно не уместен на доброжелательном полном лице. Мне кажется, что этот человек рассматривает меня, гадает, где мы встречались раньше. Я жалею, что оставил шляпу в машине – приметные волосы альбиноса не спрячешь под маской и едва ли с чем-то спутаешь. Ещё немного, и он вспомнит. Нужно его отвлечь.