— Да кому отдавать-то? — вскрикнул Леша. — Нет ведь никого. Считай, нам ее домовик дал, ну и кому возвращать?

— Я найду ее законного владельца, — упрямо заявила Теона.

— Ну вот когда найдешь, тогда и подумаем, что делать, — пробурчал Леша.

Павел с улыбкой смотрел на них. Со стороны эта парочка, конечно, выглядела забавно.

— Молодые люди, вам надо как-то договориться между собой, что-то решить. Могу только сказать, что я приму любое ваше решение. Поскольку вы — мои клиенты, а в антикварном мире есть своя этика, я обещаю никому ничего не рассказывать. Но вообще, если рассудить по совести (и это уже из области общечеловеческой морали), картина обладает музейной ценностью, и я думаю, что самое правильное решение, — передать ее в музей.

— Мы подумаем, — пообещала Теона. — И если она действительно обладает такой ценностью, может быть, нам пока оставить ее у вас в сейфе? А то даже как-то страшно нести ее по улице.

— Вы можете оставить ее у меня, пока не решите, что будете делать дальше, — улыбнулся Павел.

Всю дорогу Теона с Лешей шли молча. И хоть шли они одной дорогой, но думали о разном. Собственно, Теона вообще заметила, что Белкин идет рядом, когда они уже приблизились к ее дому.

— Спасибо, что проводил.

Леша кивнул — ему надо было пилить к себе на Сенную.

Теона, понимая, что сегодняшней ночью она вряд ли сможет заснуть, предложила своему спутнику переночевать у нее.

— Ты действительно этого хочешь? — вылупился на нее Леша.

— Чего «этого»? — удивилась Теона. — Ты что, Белкин, чая перепил? Я тебя просто приглашаю ночевать — диван умершего родственника на кухне, окей?

— Так бы сразу и сказала, — буркнул Леша. — Ладно, идем.

…Теона положила письмо, которое ей вручил Павел, на столик рядом со своими куклами. Письмо манило девушку и вызывало немедленное желание его прочесть, но в то же время что-то ее останавливало. Она слонялась по комнате, не находя покоя, до тех пор, пока такой же взбудораженный Леша не заявил, что у него от ее мелькания рябит в глазах.

— У тебя, по ходу, тоже крыша поехала, — заключил Леша.

Теона вздохнула:

— Мне кажется, мы вряд ли сможем уснуть. У меня в груди что-то как будто ухает, а мысли проносятся, как кони. Ты прав, с крышей определенно проблемы. Кстати, хочешь посидим на моей крыше? Все равно ведь не спим?!

Леша оценил любимое место Теоны — с крыши ее дома открывался фантастический вид на город. Еще в начале лета Теона поставила здесь небольшой складной столик и пару стульев и повесила на стену вазоны с цветами. Довольный Леша расположился за столом — раскрыл пакет с капкейками с имбирными сливками и пакет с жареными каштанами. Теона зажгла свечу в стоявшем на столе светильнике и завернулась в теплый плед (ночь была по-осеннему холодной).

Внизу поблескивала река Фонтанка, по которой иногда проплывали катера, невдалеке виднелся шпиль собора, светились окна в соседних домах. Спелое яблоко луны висело так низко, словно касалось крыши.

Леша запустил лапу в пакет с десертами и довольно зашуршал в нем, как жадная мышь.

Теона усмехнулась:

— Белкин, все кругом будет лететь к чертям, но ты про свой мешок с едой не забудешь, да?

— Конечно, — подтвердил ее предположение Леша. — Тебе какой капкейк — яблочный или вишневый?

И так они сидели на крыше. Леша лопал свои капкейки, а потом переключился на каштаны и заботливо очищал шкурки не только для себя, но и для Теоны. Луна светила, пароходики проплывали, горка каштановой скорлупы на столе росла.

Теона подумала о найденной картине (собственно, она и не переставала о ней думать!) и задалась вдруг вопросом: интересно, а сколько поколений женщин отделяет ее от той незнакомки на картине? Если посчитать приблизительно, то получается немного — всего пятнадцать женщин? И если представить это число, то пропасть между двадцать первым и семнадцатым веками совсем не кажется огромной! Протяни руку: вот тебе и девятнадцатый, и восемнадцатый, и — как по ступенькам — легко перескочишь в семнадцатый, а там и в средние века. И вот что странно, в эти пятнадцать женских жизней уместилась сжатая пружина времени: cоздавались и исчезали государства, гибли люди и целые идеологии, случались войны и революции, мир рушился, но все-таки устоял, удержался на краю. Он всегда словно стоит на краю, но держится.

— И даже луна та же самая — за триста лет другой не появилось. И этот самый свет, что лился на незнакомку с картины и что пронизывает нас с тобой, Белкин, каждый день, ровно тот же самый. Удивительно, да? — вздохнула Теона.

— Угу, прикольно, — сказал ее красноречивый собеседник, снова поддев коричневую бархатную шкурку каштана.

— Слушай, Лешка, а ты веришь в эффект домино? Что все события в нашем мире связаны? Что какая-нибудь муха вполне может вызвать ураган где-нибудь на другом конце земли? Ну, как в сегодняшнем фильме, который мы смотрели?

— Да, верю, — сказал Леша, отставляя пустой пакет в сторону. — Так и есть. Все связано. Только мы никогда не знаем, как и что отзовется. А еще знаешь что… Я вот думаю, что если в определенное время приходить на эту крышу в полночь, долго сидеть здесь и жрать капкейки, то это точно к чему-то приведет. Например, к тому, что мы отморозим себе все что можно! Тея, пошли домой, холодно. Я хочу на свой теплый диван умершего родственника!

Леша уже отогревался под одеялом и, кажется, спал, а Теоне по-прежнему было не до сна. На прикроватном столике перед ней лежало старое письмо — как стрела, пущенная из прошлого. Прочесть? А если последствия этого отзовутся почище урагана на другом конце земли?!