Шрифт:
Мои губы обиженно вздрагивают от беспомощности. На глаза наворачиваются сл"eзы.
— Стоп! — примиряюще поднимает руки Миша. — Я был не прав. Извините, Алёна Максимовна. Пацаны… Без обид.
Тянет руку Яшину. Ваня пожимает.
Меня отпускает, колени подкашиваются.
— Спасибо… — бормочу я, сбегая от них.
— А что здесь происходит? — подходит Нина Михайловна.
Вовремя, как всегда!
— Ничего, — пожимаю плечами.
Парни расходятся.
— А Алёна Максимовна у нас как обычно в самом центре «ничего»? — недовольно.
— Это мои подопечные, где я ещё должна быть? — раздражённо выплескиваю я эмоции.
Не дожидаясь ответной реплики, прохожу мимо.
И вроде бы всё закончилось хорошо, но внутри меня всё дрожит от обиды и хочется плакать.
Не из-за слов Миши, а этого выкрика в спину, который самбисты не прокомментировали. Но по мне он ударил ещё сильнее, чем Мишины скабрезности. Потому что ударил в больное место.
Поспешно иду к себе в комнату, потому что чувствую — сейчас разревусь.
И успеваю только залететь внутрь, как напряжение последних дней выплескивается небольшой истерикой. Обняв подушку, тихо рыдаю.
Господи, только бы не зашёл никто!!!
Ложусь на кровать, отворачиваясь к стене.
Слышу сначала шаги, потом залетает Марат.
— Ал"eн?!
Сжимаюсь, боясь дышать. Тарханов, не Ваня. И что-то мне подсказывает, рук жать не будет, если увидит меня рыдающей.
Делаю глубокий долгий вдох.
— Я посплю, ладно?.. — не дыша шепчу я.
— Вс"e хорошо? — настороженно.
— Мхм…
— Ладно.
Чувствую, что смотрит. Выходит наконец-то. С облегчением, рвано выдыхаю.
«Я люблю тебя!» — приходит от него смска.
Котёнок мой…
Но малодушно ничего не пишу в ответ. Это очень больно — не писать ему в ответ признаний. Но мне страшно писать, и смести этим последнюю дистанцию. Слишком вс"e вокруг остро!
Выключает практически мгновенно.
Сквозь сон слышу голоса на улице. Окно открыто.
— Отбой! — голос Марата, он будит окончательно.
Сонно поднимаюсь.
Ну и чего я ревела?
Просто внутри меня давно живёт истерика. С тех самых пор, как выхватила всю эту жесть от Рустама. Я тогда её не прожила. И теперь она живёт как зверь в клетке. Я её не выпускаю и сейчас. Но иногда она прорывается ненадолго.
Беру полотенце, иду в душ.
— Алёна Максимовна! — затаскивает меня Люба за локоть к себе.
— А?
— Вы совсем обалдели? — показывает на кровать, держа в руках покрывало.
Там — дар от Тарханова! Убейте меня. Всё в презервативах!
— О, боги! — закрываю ладонями лицо.
Я забыла совсем про них!
— Это покушение, я считаю! — хихикает Люба. — Ты хочешь, чтобы я от зависти умерла? Или это патроны для расстрела самолюбия Рустама Давидовича? Тогда почему в моей кровати??
— Люба! — страдальчески вздыхаю я. — Давай их выкинем просто.
— Да сейчас же! Столько добра… Ты в душ шла? Иди, — выпроваживает меня за дверь.
В душевой поднимаю горящее лицо под прохладные струи воды.
Ну что за день такой, а? Скорей бы закончился…
Глава 32. Накосячить
Засунув чешущиеся кулаки в карманы шорт, смотрю в окно.
— Миха, извинился… Держи себя в руках, — убеждает меня Яша.
— Мхм…
Если я с ним сцеплюсь, Алёна опять скажет, что я пацан. И не контролирую эмоции.
А я контролирую.
— Ну, ладно тебе, Мар, и мы в таком духе шутили с Максимовной. Не надо устраивать войну после того, как они дали заднюю и извинились.
— Я и не собираюсь.
— Ну и славно, — выдыхают пацаны.
— Но я поговорю…
— Не надо! — хором и наперебой. — Тогда все будут не догадываться, а точно знать, что вы с Аленой замутили.
— Нда. А так, я как лох должен молчать, когда к моей девушке пошло подкатывают?
— Ну, разрулили без тебя!
— Вот именно — без меня.
— Давай так: пока — замяли. Будет ещё один заход, тогда уже наедешь? — предлагает Яшин.
Это очень нелегко для меня. Нет, я не собираюсь лезть в бутылку и устраивать драки. Но не заступиться, не показать, что я дам ответку на грубость в е"e сторону…
Выхожу из комнаты, мне там тесно от огня бушующего в теле. В холле у кулера несколько дзюдоистов с Мишей.
Мы застываем с ним глаза в глаза.
На мгновение слепну от того, как подскакивает давление.
Сверлим друг друга взглядами. Допив воду, сминается стаканчик, бросает в урну.