Это были семьи, которые владели городом.

Это были те, кто рисковал.

Мои родители хотели, чтобы я сделал то, чего не делал ни один Деметрий. Они хотели, чтобы я получил образование. Они верили, что это даст мне билет за пределы мира синих воротничков.

Я так и сделал, но этого не произошло.

О, это помогло. Это открывало двери, но настоящие двери требовали больше, чем лист бумаги или буквы после моего имени.

Я работал в ночную смену в доках, выполняя ту же работу, что и мой отец, а днем ходил на занятия. Я не только узнал о бизнесе, я увидел его. Я наблюдал, кому платят за то, чтобы все шло гладко, слышал истории о маловероятных альянсах и знал правду о профсоюзах.

Я всю жизнь слышал, как они забирали свою часть отцовского жалованья. Он никогда не жаловался, потому что, по его словам, профсоюз и его представители были причиной, почему он зарабатывал хорошие деньги, почему человек с восьмиклассным образованием мог содержать семью. Именно поэтому у него была медицинская страховка и пенсионный план. Он охотно платил взносы, и они заботились о нем. Это было именно так.

На занятиях в Нью-Йоркском университете были мужчины и женщины, семьи которых купались в деньгах, те, у кого была пресловутая серебряная ложка. Я никогда не уступал их первородству. Большинство из них понятия не имели, откуда я родом и что я работаю всю ночь, чтобы сидеть в одном классе с ними. Чем больше я узнавал их, тем больше понимал, что половина из них будет съедена заживо в таких местах, как доки Бруклина или Нью-Йорка.

Бизнесу учили не только в книгах.

Я сделал то, что хотели мои родители, упокой Господь их души, и получил диплом. В конце концов, это сделало для меня то же, что работа в доках, это дало мне связи. Я знал не только мужчин и семьи, которых мне нужно знать, но и перспективных людей в мире бизнеса. Некоторые вещи были слишком хороши, слишком долго. До меня доходили слухи о переменах. С пальцами, погруженными в оба пирога, я был готов двигаться.

Когда я только закончил Нью-Йоркский университет, я играл в эту игру. Я работал на этого человека. Я подал заявление на легальную работу в больших стеклянных зданиях. Я надел лучший костюм, какой только мог себе позволить, и отточил свою подачу. Я знал, что экономический спад сильно ударил по всем, но отказывался сдаваться. Я знал, на какие жертвы пошли ради меня родители, и отказывался их растрачивать.

Я сделал свое имя известным, прокладывая себе путь по карьерной лестнице.

Именно там, в стеклянных зданиях с причудливыми видами, я узнал, что это была та же самая игра. Все играли в нее. Как и портовые рабочие, все платили. Мне не потребовалось много времени, чтобы изменить свою цель. Я не стремился быть чьим — то лучшим сотрудником. Нет. Чтобы по — настоящему преуспеть, я должен был быть тем, кто получал выплаты.

Я решил, что Орен Деметрий будет получать деньги, а не выплачивать их.

Я возобновил союзы. У моих друзей были друзья, у которых была семья. Мы знали, кто заслужил свою долю, а кто нет, но все равно получили ее. Это было не то же самое, что мое образование в Нью-Йоркском университете; однако, это было так же ценно.

Экономика улучшилась. Энергия больше не была в дефиците, и бизнес снова процветал. А потом случилось ФБР. Федералы начали допрашивать, записывать и строчить дела, которые не нужно было начинать.

Хорошо смазанные машины, которые контролировали доки, строительную отрасль — от материалов до рабочих — и город с начала 1900-х годов начали давать сбои. Комиссия была все еще сильна, но не так как прежде. Как раз в декабре прошлого года Кастельяно — Большой Поли — был убит на улицах Манхэттена, и этот грохот пробудил во мне что-то — драйв.

У моего отца не было такой возможности. И не только потому, что у него не было ученой степени, но и потому, что он выбрал неподходящее время и посвятил себя моей матери и мне. Это не значит, что я не заботился о своей семье. Я всегда обожал Анджелину. Она была любовью всей моей жизни с тех пор, как я услышал ее смех на втором курсе английского.

Я до сих пор помню, как она сидела с тремя другими девушками и смотрела журнал. Если я закрою глаза, то увижу ее, каштановые волосы, большие голубые глаза, джинсы и футболку "Металлика". Она была далека от того типа девушек, которых я обычно замечал.

Я всегда предпочитал женщин вроде Никки, которые наряжались, знали свои достоинства и не стеснялись выставлять их напоказ. Это была не Анджелина. Как будто она не понимала, насколько чертовски красива, или как ее смех наполняет солнечным светом класс, даже усталого придурка, который работал всю ночь, пошел домой принять душ и потащился на учебу.

Мне потребовалось время, годы, чтобы, наконец, сделать свой ход. Мне нужно было создать имя. Такая красивая и умная женщина, как Анджелина Костелло, заслуживала лучшего, чем сын портового рабочего. Кроме того, у ее семьи были связи. В ее семье были связи. Я знал это имя и ценил свою жизнь. Только когда имя Орена Деметрия приобрело силу, я смог добиваться такую женщину, как она.

Когда Дэрил Фрейзер открыл папку с чертежами и положил большие листы бумаги на стол, я ухмыльнулся тому, как далеко я зашел. Я больше не искал инвесторов. Люди приходили ко мне. Я взял эти уроки и в этом новом климате превратил их в уважаемый бизнес. «Деметрий Интерпрайзес». Это звучало официально.

Семьи научили меня тому, что Нью-Йоркский университет только подтвердил. Никогда не клади все яйца в одну корзину. Так поступали мой отец и ему подобные. Они упорно трудились, отдавая все, что у них было, за одну вещь — зарплату. Люди, получавшие зарплату, никогда не становились богатыми. Настоящие деньги зарабатывали те, кто выписывал чеки.