— Заткнись, заткнись! Я все тебе отдал! Все! И вот она, благодарность? Никакого уважения! — тыкнул он обрубком ладони.

Рифа широко раскрыла глаза. Это была последняя капля. Адреналин, лопнувшие нервы и давно затаённая обида вместе со смертельной опасностью дали девочке финальный толчок… Она хотела сказать то, что думала.

— Все отдал? — вполголоса произнесла пацанка, и, когда Риг снова повернул голову к ней, крикнула: — Ты вообще ни хрена не сделал для этой семьи!

— Чт…

— Ты только и делал, что вызывал жалость к себе! Ты пил во время работы и после неё! Ты всегда смотрел на нас, как на вещи, которые можно использовать! — Рифа попыталась дернуться, но отец только сильнее сдавил её руку. А зеленоглазая и не думала останавливаться. — А… а теперь ты еще и убил хорошего человека!

— Это случилось из-за вас, тупые девки! Если бы… — сжимал зубы Риг.

— Если бы ты был хорошим отцом, хорошим мужем, этого бы не произошло! — Секундная пауза, и мост рухнул окончательно. — Ты… жалкий… кусок дерьма.

Рифа знала, что сейчас произойдёт, и на сей раз успела зажмуриться.

Удар!

Смачно приземлившаяся на землю девочка такой боли уже давно не испытывала. Все тело онемело, и, если бы не пробуждённая эссенция внутри, она бы потеряла сознание. И сейчас ведьмочка больше всего этого хотела. Теплая кровь заполнила рот, стекая сквозь прижатые пальцы. Ничего не чувствуя и одновременно сжигаемая болью, Рифа захлебывалась слезами. Выбитый зуб затерялся в траве, но сейчас малявка хотела только, чтобы эта боль прекратилась.

— А-а-а! — сшибла Рифа-старшая своего мужа с ног. И на фоне кровавой возни…

Ведьмочка, всхлипнув, закрыла глаза.

Почему именно сейчас она вспомнила то, что ей однажды сказала сожжённая знахарка? Всего несколько фраз, которые были пропущены мимо ушей, но сейчас… Сейчас Рифа очень хотела, чтобы боль ушла… Нет, не так. Она хотела ответить на неё, ответить, как всегда отвечала на нападки, защитить себя. Не быть жалкой.

«У красивого цветка всегда растут шипы».

Захватив несколько травинок в сжатом кулаке, ведьмочка хотела встать, встать и показать бывшему охотнику…

— У меня тоже есть шипы… — Алая жидкость продолжала стекать по подбородку.

Как только девочка поднялась на ноги, её глаза и руки окутала фиолетовая дымка. Огромный поток эссенции, найдя выход через эмоции, обратился рухнувшими природными законами вокруг колдующей. И чем больше выпрямлялась Рифа, тем выше взлетали вокруг опавшие ветки, камни, грязь… и даже капельки ее собственной крови, не долетая до земли, устремлялись вверх.

— Этого… Этого не… — потерял дар речи Риг, прекратив избивать жену. — Я…

— Моя очередь!

Рифа, не зная, что делать, просто хотела высвободить бурлящую силу, и резкий взмах руками был подобен удару. Незримая волна отбросила мужчину в сторону, задев и старшую, но сейчас все внимание было сосредоточено на отце.

Бывший охотник, прокатившись по земле, задел дерево и вывихнул руку.

— А-а-а-а-а! — закричал он.

— Нравится?! — сплюнула Рифа кровь. — Нравится чувствовать себя слабым?!

Новое движение рук — новая волна, разрывающая воздух и поднимающая листву ввысь.

— П-прост… — не успел договорить мужчина, как магический телекинез припечатал его к дереву. Послышался хруст костей. — П-пожалуйста! — заплакал он. — Д-дочка!

Рифа снова приготовилась атаковать!

Но — обратила внимание, что её собственные руки покрылись синяками, дрожали, и за ослепляющей яростью наконец начала прорезаться новая боль. Еще одна такая волна — и собственные кости поломаются под тяжестью силы…

— Иди ты к черту, — выдохнула пацанка.

Она резко расслабилась, и создаваемое эссенцией поле телекинеза исчезло. Темный лес снова успокоился, наполнившись тишиной ночи. Риг, рыдая, держался за вывихнутую руку. Что еще у него сломано, он пока не знал, но боялся пошевелиться. А Рифа, глядя на него, уже ничего не испытывала.

Избитая, окровавленная, уставшая. Она просто хотела, чтобы этот день закончился. Где-то вдалеке послышалось:

— Э-э-эй! — Кажется, это был пастух. Он стоял около опушки, привлеченный странным шумом и треском коры.

— И-идем… Мам… — подошла Рифа, подергав старшую за край платья. Ответа не было. — Мам?

Пустые глаза смотрели на кроны деревьев, а кровавая лужа под тонкой талией не давала четкого ответа, от чего умерла женщина. Но девочка все ровно прошептала:

— Прости. — Она не стала садиться рядом, предаваясь горю. Понимала: если согнет колени, уже не встанет. Сейчас опустошение управляло телом.