Резко распахиваю глаза, осознавая, кто именно рубит дрова. Вскакиваю, ругаясь сама на себя.

Встретила, блин, мужчину с супом, это же сколько я проспала?

Спешу на кухню и замираю, когда на столе стоит пустая тарелка. А судя по содержимому кастрюли, понимаю, он съел две трети. У него появляется аппетит, и я не могу не порадоваться.

Выбираюсь на улицу и любуюсь тем, как по мощной смуглой груди стекают капли пота, как мышцы напрягаются при каждом ударе. Какой же он огромный и сильный.

В этот момент я не ощущаю возбуждение, лишь что-то звенящее, трепещущее в области сердца. Сейчас мне кажется, что я смогу смотреть на это вечно. Но вечно нельзя. Вон и повязка уже покраснела.

— Тамерлан! — кричу с порога в тот момент, когда он убирает топор и несет охапку поленьев к уже приличной куче под навес. — Тебе сказано лежать!

— Ты мне еще не жена, чтобы указывать. Да и сама должна знать, что физическая активность благоприятно воздействует на выздоровление.

Мысли в голове роем пчел. Не знаю, какую ловить. То ли ту — про жену. Либо обругать его матом. То ли спросить, не хочет ли он поскорее выздороветь, чтобы оставить меня здесь.

Выбираю относительно безопасную.

— Речь про ходьбу, а не про напряжение как от штанги.

Вот же упёртый кретин, только отмахивается от моих слов, продолжая заниматься делом.

Приношу ему холодной воды с реки и помогаю сполоснуться, как безумная смотрю на его тело в каплях воды, что на солнце сияют как драгоценные камни.

Он и сам как агат. Темный. Опасный. Но такой завораживающий. И я бы провела весь день, трогая каждый участок его крепкого тела, нюхала, впитывала в себя магнетическую мужскую энергию.

— Хочешь снова трахнуться?

Неожиданный вопрос выбивает меня из колеи, сбивает романтический настрой, и я со злости кидаю в него полотенце.

— Ты неисправим!

— Ты думаешь, что я должен был исправиться после ночи секса? — хмыкает довольно он, вытирая наглое лицо.

— Нет, но ты мог помолчать! — рявкаю я и хлопаю дверью домика.

С ним невозможно! Он и правда не исправим. Ни капли понимания, все делает только так, как ему хочется, и прислушиваться к чужому мнению он не собирается.

Как же бесит эта черта в нем. Такой настырный…

Навожу порядок в спальне, под четкий звук топора и только потом чертыхаюсь и с недовольством снова топаю к нему. Складываю руки на груди, прожигая придирчивым взглядом.

Так его швы точно никогда не заживут, а мне, что, постоянно его обхаживать? Не то, чтобы я категорически против…

— Передумала?

— Давай повязку поменяем, самоуверенный баран.

Он внимательно следит за моими действиями, порой касается волос, иногда трогает шею, наклоняется, чтобы обдать горячим дыханием, шепнуть пошлость.

В общем, отвлекает от важного дела. А я дрожу, но не двигаюсь, продолжая четкие движения рук, чтобы обработать рану. Потом снова бинтую широкую талию. Делая узел, не выдерживаю и поднимаю взгляд.

— Хотела бы остаться. Здесь со мной? Навсегда.

Дыхание перехватывает, и я верчу головой. Осматриваю верхушки деревьев, кусты можжевельника, слышу плеск речушки и пение птиц.

В первые сутки все это я ненавидела до трясучки, потому что была одна, потому что он был на грани жизни и смерти. А теперь все это начало казаться мне раем. Наверное, потому что рядом Тамерлан. Живой, настоящий. Такой огромный. Мой.

Хочу ли я остаться? Откинуть все былые обиды в сторону и начать все заново.

На лице непроизвольно расцветает улыбка, и я повторяю его же вопрос.

— А что ты готов сделать, чтобы я осталась?

Тамерлан усмехается своими слишком порочными губами, откладывает топор и одной рукой поднимает меня на уровень своего лица.

— Все, — говорит он звенящим от напряжения шепотом, и я уже чувствую, как член упирается мне в живот, как внутренности сводит от предвкушения.

Это его «все» многое значит для меня. Не передать словами, как я мечтала это услышать. Я даже не боюсь обжечься. Плевать.

Облизываю губы, когда Тамерлан неожиданно подхватывает меня и несет, смотря в глаза. Спустя мгновение чувствую спиной ствол дерева и ахаю, когда Тамерлан раздвигает мои ноги, заставляя обнять ими себя, и жадно впивается в губы. Целует быстро, рвано, рукой нащупывает грудь, сжимает ее с грубой силой.

Я выгибаюсь дугой, руками спешу ощупать его грудь, плечи, прочувствовать силу. Отвечаю на поцелуй столь же грубо, словно боясь, что через секунду все может закончиться, что нам могут помешать.