И он приходит.

Я тут же бросаюсь в его крепкие объятия и принимаюсь рыдать навзрыд.

— Тише, тише, — гладит меня по волосам и прижимает к себе.

Я вцепилась в Димины плечи мертвой хваткой. Он отрывает мое лицо от своей груди и принимается меня целовать. Жадно и отчаянно, как будто мы не виделись сто лет.

— Любимая моя, — приговаривает, собирая с моих щек слезинки.

— Дима, где ты был? — шепчу и чувствую, как дерет горло от слез. — Все это время ты был у нее в кабинете, да?

Он кивает. Я принимаюсь плакать с новой силой, боясь услышать, что мать ему сказала, чем угрожала.

— Соня, не плачь, ничего страшного не случилось, — говорит мне на ухо. — Все хорошо, моя девочка, все хорошо.

Эти слова меня приободряют, и я сама отрываю заплаканное лицо от Диминого плеча.

— Что она тебе сказала? — сиплю.

На Димином лице изображается секундное колебание.

— Если коротко, то мы сошлись на том, что я вернусь в свою прежнюю школу.

— Что!? — тут же восклицаю. — Она выгоняет тебя из нашей школы?

— Я сам сказал, что уйду. Так будет лучше для нас, Сонь. Я не буду мозолить ей глаза, она будет думать, что мы с тобой расстались, и так мы протянем до конца школы. Нам совсем чуть-чуть осталось.

Дима даже выдавливает из себя подобие улыбки. А для меня известие о том, что он уйдет из нашей школы, подобно смерти. Не видеть каждый день Диму, не иметь возможности поговорить с ним, прикоснуться к нему… Нет, я так не смогу.

— Все будет хорошо, Сонь, — успокаивает меня. — Это правда наилучший выход из ситуации. Я просто исчезну с глаз твоей матери, и она про меня забудет.

— Дима, не уходи… — шепчу растерянно.

Он выпускает меня из рук и снимает с одного плеча рюкзак. Расстегивает его и лезет внутрь.

— Вот, держи, — протягивает мне какой-то старый кнопочный телефон вместе с зарядкой. — Она же забрала у тебя телефон, да?

— Да.

Дима кивает.

— Я так и думал, поэтому даже не стал тебе звонить и писать, чтобы она не видела. Это мой старый телефон, возьми его и спрячь. Здесь есть сим-карта.

Я послушно беру в руки кнопочный аппарат с зарядкой.

— Выключи звук и спрячь, чтобы твоя мама не отобрала и его. Я думаю, ты будешь под этим прессингом до конца школы. Лучше не зли ее и делай вид, что во всем слушаешь, хорошо? Я пообещал ей, что больше не приближусь к тебе ближе, чем на километр, — эти слова Дима произносит с легким смехом. — В общем, надо сделать так, чтобы она поверила в наше расставание. А после школы что-нибудь придумаем.

В горле встал тяжелый ком, который не получается сглотнуть.

— Дима, я люблю тебя, — только и могу вымолвить онемевшими губами.

— И я тебя люблю, Белоснежка, — нежно проводит ладонью по щеке, на которой все еще остался красный след от материнской пощечины. — Очень сильно люблю. Знаешь, я ведь тебя первый раз давно увидел. Два года назад на олимпиаде. Сразу тебя заметил и подумал, что ты похожа на Белоснежку, — слегка приподнимает уголки губ в легкой улыбке, пока я шокировано на него смотрю. — Ты подошла к столу с табличкой «Литература», чтобы отметиться. Я потом просил учительниц той школы сказать мне, как тебя зовут, но они отказали. Все, что я знал о тебе, — ты любишь книги, раз пришла на олимпиаду по литературе. И я стал читать. Благодаря незнакомой девочке, похожей на Белоснежку, я полюбил книги. Ну а уже потом я пришел в вашу школу и встретил здесь тебя. Два года, Соня. Столько я тебя не видел, но столько я тебя помнил и думал о тебе. Так что эти неполные три месяца, которые нам остались, сущая ерунда.

Дима говорит что-то еще, но его слова заглушает громкая трель звонка на урок. Он припадает к моим губам в последнем крепком поцелуе. И сам же прерывает этот поцелуй через минуту, чтобы быстро уйти, оставив меня с кнопочным телефоном в руках. Я приваливаюсь спиной к холодной стене и сползаю по ней на колени.

Два месяца и три недели. Столько нам осталось продержаться.

Моя жизнь без возможности видеть Диму превращается в один сплошной день сурка. Я иду в школу вместе с мамой, отсиживаю шесть-семь уроков, потом направляюсь к ней в приемную, сажусь за стол и делаю уроки, ожидая, когда родительница освободится, чтобы вместе пойти домой. Выходить на улицу одной мне строго противопоказано: мать опасается, что я буду встречаться с Димой — уголовником, маргиналом и аморальным типом, который обязательно подсадит меня на наркотики, сломает мне жизнь и бросит меня беременной.

Я больше с ней не спорю, не ругаюсь. Четко выполняю все, что она говорит. Дима прав: нам нужно убедить ее в том, что мы расстались. Так что я и сама не требую у нее обратно мой телефон, компьютер или отпустить меня погулять с друзьями. Лиля и Ульяна сами приходят ко мне в гости, а просто поболтать звонят на домашний телефон.

Со временем мама смягчается. Уже старается со мной шутить, как раньше. Может подойти обнять и поцеловать. Но я все равно держусь с ней холодно и настороженно. Однажды мама даже не выдерживает и восклицает: