— Таську видели? — взволнованно оглядываю просторный торжественно украшенный холл.

— Нет. Откуда? Прячут, — очаровательно, как всегда, улыбается Стефан.

— Амировы проходите, — позвала нас женщина в бежевом костюме и белой блузке с рюшами. Забавно. Думал, такое уже не носят. Но классика, значит классика. Пусть будет так.

Нас завели в зал для регистрации. На полу расстелен большой ковер, у стены стоят два ряда стульев с высокими спинками. Мама, нервно кусая губы, села на крайний. Подошел, крепко обнял ее, погладил по спине стараясь успокоить. В распахнутые двери буквально влетел дед Вова и высоко держа подбородок за его спиной встала бабушка.

— Успели, — улыбнулся он. — Пробки сегодня. Будто всем срочно приспичило куда-то ехать! Я таксиста попросил. Мы где смогли, дворами объехали, но все равно чуть не опоздали на свадьбу единственного внука.

— Спасибо, что приехали, — пожал ему руку и в знак уважения чуть склонил голову.

Все расселись по своим местам. Заиграла музыка. Я стою посреди зала и не понимаю, что и как мне надо делать.

Высокие створки дверей распахнулись. У меня перехватило дыхание от увиденного.

Плавной походкой в регистрационный зал входит моя Камаева под руку с отцом. На ней белое, слепящее глаза, платье с пышной юбкой, дающей ощущение воздушности, легкости образа. Корсет не скрывает округлившийся животик. Он идеально его подчеркивает. Тонкое кружево, струящееся по рукам, заканчивается на середине пальцев. Фата доходит до пола, а спереди красивой тонкой вуалью закрывает лицо любимой женщины.

Не сдержал тихого смеха. Не думал, что классики будет столько. Родители постарались на славу.

— Береги ее.

Валерий Игнатович вкладывает руку дочери в мою и едва заметно смахивает скупую отцовскую слезу.

— Обещаю, — склонил перед ним голову принимая руку дочери непримиримого, казалось, врага моего отца.

Опустив руки, мы развернулись лицом к регистратору. Женщина стала торжественно зачитывать речь, в которой говорится о верности, любви до гроба и другие громкие слова. Они ничего не значат, пока не будут подкреплены действием. Я почти не слушаю ее. Ищу пальцы Таи, спрятанные в рукаве, касаюсь их, чувствую, как моя девочка вибрирует от волнения.

Нам разрешают обменяться кольцами. Мой отец торжественно подносит их на красивой темно-синей бархатной подушке. Взял ободок поменьше, машинально провел пальцем по его внутренней стороне и поймал гравировку. Тут же перевел взгляд на маму.

— Эти кольца принесли нам счастье. Мы решили, что вам оно тоже не помешает. Запомни сын три простых слова, написанных на этом ободке: «Любовь. Верность. Семья». Сказав сегодня свое «Да», ты подписался под ними, а слово Амировых — закон. Его придется соблюдать.

— Спасибо, отец.

Я надел на безымянный палец любимой девочки мамино обручальное кольцо. Дрожащими пальчиками Тася взяла более крупный, грубоватый ободок отца и он занял место на моем пальце.

Аслан Ленарович положил бархатную подушечку на специальную стойку с красивой резной ножкой. Взял наши руки в свои. Одна ладонь снизу, второй накрыл их сверху.

— Для двух любящих сердец нет ничего достойнее брака. Да благословит вас Аллах и даст вам жить в добре.

— Спасибо, отец, — повторил я, зная, что это маленькая дань традициям его семьи, его воспитанию. И несмотря на брак, уже почти заключенный по обычным законам, мне приятно получить от него благословение.

— Спасибо, — тихо прошептала Тая.

Аслан Ленарович сделал пару шагов назад отпуская наши ладони, и регистратор завершила церемонию снова по классике:

— Объявляю Вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту.

С трепетом поднял вуаль, закрывающую лицо любимой девушки. Улыбнулся ее огромным от волнения глазам, за руку притянул ближе и вкладывая всю нежность в прикосновение обнял ее губы своими. Родители и гости стали аплодировать. И под ритмичный стук этих хлопков стало разгоняться моё сердце.

— Добро пожаловать в семью, — обнял Таську мой папа, когда церемония подошла к концу.

К нам стали подходить и остальные родственники, говорить напутствующие слова, которых сегодня прозвучит еще немало. У моей мамы от слез немного поплыл макияж и она, как девчонка, смущенно вытирает темную тушь белым платком.

— Мама, — не сдержался, обнял эту хрупкую добрую женщину.

— Береги их, — всхлипывает она. — Ты понял меня, сын? — старается быть строгой.

— Я давно понял, — целую маму в щеку. — Честно.