И надо бы подчистить. Но ни Злате, ни Тихону уже не надо про это знать и участвовать в этом. Они получили свою вендетту. Марать их руки в крови не буду.

Набираю Волкова.

— Привет, Зак.

— Добрый, день.

— Какие новости… с эвтаназией?

— Подарки переданы. Как только будут какие-то новости, я сразу сообщу.

Обоим братьям передали по «дорогому подарку» — шприц, заряженный смертельной дозой чистого кэга. Уйти легко… Мой засланный казачок сообщил, что братья изредка балуются. При том стремительном полёте вниз, в который они сорвались, без перспективы на выход, многие бы выбрали эвтаназию. Я предоставил им возможность лёгкой смерти. Выбор за ними.

Уверен, что первый сорвётся Армаш. На фоне потери конечности. В тюремном госпитале всё плохо с обезболивающими.

А Касим чуть позже, как только осознаёт масштаб трагедии и поймёт, что остался один на один со своим долгом и грозящим сроком.

Если будет нужно, я ему подарю ещё один, чуть позже. И буду дарить систематически, пока он не сломается.

Брату я такой подарок не сделаю, для него у меня другой. И более щадящий и более жестокий, одновременно.

Параллельно — звонок. Анна Гавриловна. Та самая женщина, которая убирается в офисах отца. Которой я как-то помог деньгами, когда её дочь попала в аварию. А вот Родион ей отказал…

И недавно я нашёл её, попросил об одной услуге — побыть моим человеком на территории брата. Она не отказала.

— Слушаю!

— Демид Альбертович, — смущается она. — Я не знаю, важно ли это…

— Всё важно.

— Я мою в офисе Родиона Альбертовича. Здесь документы на столе. Загран паспорт, билеты, и ещё много каких-то на английском, я не понимаю, что там написано.

— А билеты куда?

— Дубай.

— Дубай… — задумчиво повторяю я.

Решил оторваться, братишка, на деньги убитого отца?

Затеял эту экспертизу ребёнка… Зачем?

Добиться права на встречи и увезти Варю в Дубай, который не выдаёт ни преступников, ни украденных детей другим странам? Ничего у тебя не получится. Я никого не отпускаю!

Совсем ты стал болезный, брат мой. Я тебя вылечу…

— Демид Альбертович?..

— Ах, да. Берите-ка, Анна Гавриловна все эти документы, что лежат на столе вместе с паспортом и билетами. И поезжайте ко мне прямо сейчас. Машина будет Вас ждать.

— Но как же…

— А Вы ни о чем не беспокойтесь. Возьмете дочь и поедете в санаторий подлечиться за мой счет, пока я здесь порядок наведу. Вернетесь, будете спокойно работать дальше, но уже на меня.

Скидываю вызов, отдаю распоряжение охране по поводу Анны Гавриловны.

Злата подходит, обнимает меня сзади.

— А хочешь, я сама тебе что-нибудь приготовлю? И массаж сделаю.

— Хочу… — закрываю глаза. — Лосось в сливках. Как тогда готовила. Когда в гости пригласила.

— Боже! Только не рыбу, — морщится она, сглатывая словно тошнит.

— Ты же любишь рыбу!

— Что угодно, кроме рыбы!

— Ладно, пирог тогда.

— С грибами?

— Да.

Несколько раз целую в опухшие губки, съедая помаду.

— Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, а что?

— Да так… — веду пальцем по лицу. — Щеки впали. Кушай лучше, переживай меньше. Всё идёт по плану, детка.

— Ну, я пошла.

— Куда?

— Грибы собирать! — улыбаясь, закатывает глаза.

Смеясь отпускаю.

Грибы… Грибы… Кстати, да! Грибы то нам и помогут. Угостим Родиона грибами!

Плавая на границе сна, чувствую, как Злата садится на меня верхом. Ммм… Это что-то новенькое! Не двигаюсь, боясь спугнуть её инициативы.

Но полностью не двигаться невозможно. Член тут же дёргается от толчка крови и оказывается зажат в маленькой ладони. Не сдержавшись, громко втягиваю воздух сквозь зубы. Секс — это всё ещё деликатес для меня, я не насытился. И всё время хочу…

Чуть приоткрываю ресницы, наблюдая, как она прижимает член к своему животу. Взгляд скользит выше. Грудь — просто мечта! Большая, налитая, высокая… Клацаю зубами, представляя, как вопьюсь в неё.

Чуть меняет позу, потеревшись об основание члена. Жмурится от ощущений…

Волосы с плеча падают вперёд, щекоча меня по животу. Ещё длиннее стали. Открываю глаза, чтобы полноценно сожрать эту роскошную картинку. В ней что-то неуловимо поменялось. Какие-то нотки, акценты, детальки… Я не могу уловить что.

Её пальчик рисует, обводя головку по основанию. Я учил её так…

Задумчиво хмурясь, кусает губу и не торопится с более решительными действиями. Разглядывает. Чувствую, какая она мокрая и очень горячая в месте нашего касания.

— Ну… — шепчу я.

— Никак не могу понять, как он во мне помещается.