Лиза убежала молча, только платье и взметнулось. Лика осталась. Я бы все на свете отдал, чтобы наоборот.

— Это что, полотерка? — все ещё не веря спросила Лика. — Беременная? От тебя, Имран?

— Какого хера припёрлась? — зло спрашиваю я. — Кто тебя звал?

Хватаю за голый локоть и тащу к выходу. Думаю, что сказать Лизе. Такое, чтобы поверила. Чтобы простила, потому что жизненно важно вдруг становится её прощение.

Тащу Лику к выходу, в одном белье, в другой руке — шуба. На улице снега ещё нет, но мороз уже ощущается. Идём к пункту охраны, которая усилена, и все равно, блять, пропустили! Там — Анвар. Переводит взгляд с мониторов камер на меня. Ждёт.

— Какого хера? — спрашиваю я.

— Это твоя любовница, — напоминает Анвар. — А та, что дома у тебя, только до рождения ребёнка, ты сам сказал. Почему я должен был её не пустить?

Скриплю зубами. Анвар зол на меня и он прав. Наказание все равно неминуемо — он все понимал и сознательно пошёл на это. Он не хочет, чтобы Лиза была в моем доме, ей здесь не место. Она из рода убийц и предателей.

— Чтобы больше я тебя не видел, — говорю Лике.

Бросаю ей шубу. Второй парень из охраны уводит её прочь. Она мне уже не интересна, сейчас у меня в голове Лиза, и Анвар блять, из-за которого все вдруг так херово стало, во сто крат хуже, чем раньше было.

— Склады пойдёшь охранять, — говорю я. — И сидеть там будешь, пока не скажу.

У него щеки алеют. Он привык быть на острие. Его манит адреналин, перестрелки, интриги. Склады — это склады.

— Я десять лет с тобой, брат, — говорит он, — я с тобой и огонь, и воду прошёл. А она… Вяземского дочь. Баба. Другой веры.

Думаю о том, что Лиза, наверное, плачет там. Она такая хрупкая. Такая нежная. Такая…беременная. И теперь между нами снова — не просто замок, а целая, блять, крепость. Смотрим с Анваром друг на друга, тяжело дышим. Думаю о том, что рожу его разбить хочу. По мощеной плиткой дорожке грохочут шаги. Кто-то бежит. Тот самый парень, что Лику выпроваживал, влетает в комнату с трудом переводя сбитое бегом дыхание.

— Там…там Вяземский сбежал.

Шерхан

Крушить хотелось и убивать.

Всегда считал, что в моей команде — лучшие бойцы, а по факту набрал безмозглых дебилов, которые умудрились в который раз Вяземского просрать.

Схватил первое, что под руку попалось — кружка тяжелая, металлическая, и в окно ебнул. Стекло разбилось с грохотом, осыпая осколками сторожку, а мне лучше не стало ни хрена.

Там, за забором Чабаш, который придет ответку кидать за мои выходки. Там — недобитый Вяземский бродит, который смог полудохлым сбежать. А вокруг меня одни уебки, способные разве что между моими бабами склоки провоцировать.

Пиздец.

— Имран, — не вовремя Анвар сунулся. Я ему с размаха хук справа, в ухо, от всей души.

Анвар упал, размашисто взмахнув руками. А мне уже дальше в бой хочется, если не порву кого-нибудь, то сам взорвусь к чертям. Руки чешутся, кровь кипит.

— Ты совсем? — смотрит на меня, поднимаясь. За ухо держится, морщится, — ты из-за бабы ебнулся, брат.

Я только этих слов и ждал. Они для меня — как для быка красная тряпка, дальше бросился, кулаком снизу в челюсть.

У меня рука тяжелая, а сейчас границ и вовсе не видел, да и Анвар тоже.

Набросился на меня в ответ. Деремся, рычим, разнимать никто не суется, знают, лучше не лезть.

— Сука, — под кулаком моим сминаются кости носа. Анвар сильный, но я сильнее, я в борьбе с детства, — ты чего на папу попер, шакал позорный? Забыл, блядь, кто тебя из аула в люди вывез?

— Отпусти, блять, отпусти!

Я его в захват, за шею держу, дыхание хриплое, сбилось, из носа юшка теплая катится.

— Ещё раз против меня попрешь, окажешься с Шамилем в соседней могиле, червяков кормить, — сплюнул, руку убрал. Встал, отряхиваясь. Рубашка порвана, на свалку только теперь.

Анвар поднялся следом, слегка помятый, но вид виноватый. Понял, что кругом — его косяк.

— Не надо меня с Шамилем сравнивать, — ответил, смотря мимо, — я не предавал тебя никогда.

Шамиля хоронили со всеми почестями. Его мать, Абида, растила нас как родных. Не ее вина, что сын оказался продажной тварью, но в память о своем детстве и в знак уважения перед этой женщиной темы предательства Шамиля никто не касался.

Да и к лучшему оно было, чтобы в народ не поползли слухи о том, что в моем близком окружении были крысы.

Не Шерхан я иначе, а сопливый пиздюк, не способный держать своих бойцов в узде.

Подумал, что с побегом Вяземского это ещё ярче прослеживаться стало.

Сука.

Через пятнадцать минут Анвар уже докладывал о том, что произошло. Лицо его расцвело кровоподтеками, я и сам выглядел не лучше.

Слушал его и думал — Лиза снова в опасности. И ребенок мой. А ещё Лика эта, мать ее, в белье блядском. Что ж все так сложно-то?