Шрифт:
— Кем угодно, — сказала я.
Посмотрела презрительно на меня, наверное, и спрятанный под плащом живот разглядела.
— Трудовую давай и медкнижку, — сказала она.
— У меня их нет…
Здесь не было Шерхана, на которого я могла бы сослаться и меня не приняли, жаль, зарплата тут хорошая, в этом я уже разбиралась. Иду по длинному служебному коридору и слезы глотаю. И слышу вдруг — поют. Я так не пела давно… Иду на голос. Это, наверное, комната для репетиций, сцена небольшая, длинный зал, несколько стульев. Тоже небольшая очередь — на работу устраиваться.
— Ты бы член изо рта достала, прежде чем петь, — сказал высокий мужчина очередной певичке. — Слазь давай со сцены, следующая… Все не то!
У дверей стоит девушка молодая, наверное, организатор прослушивания, недовольна, руки на груди скрестила.
— Я могу спеть, — тихо сказала я ей. — Я с пяти лет пою.
— Набор на прослушивание уже закончен, — ответила она не глядя.
И так мне обидно стало. Что из-за равнодушных людей мы с маленьким можем погибнуть. Я же не денег прошу — просто работы, и работать буду на совесть. И я сделала невероятно смелое для себя — запела. Громко. Не поняла даже со страху, что пою, первое что в голову пришло, а когда поняла, поздно уже было тормозить.
— В юном месяце апреле, — выводила звонко я, и все разом замолчали, — в старом парке тает снег. И крылатые качели начинают свой разбег…
Мужчина у сцены обернулся и я испуганно заткнулась.
— Чего замолчала? — спросил он. — Давай на сцену лезь, микрофон возьми, посмотрим, на что способна…
Я полезла. И запела — терять мне нечего. Глаза зажмурила и пою. Петь это хорошо, петь я люблю, позволяешь голосу лететь на волю, преодолевая любые ноты, и как будто легче на душе становится.
Так я внезапно устроилась на работу. Хозяина заведения звали Чабашев Давид, он просто потащил меня в отдел кадров, чуть не за шкирку, как нашкодившего ребёнка.
— Эту мне оформи, — бросил он.
— Она приходила уже, у неё документов нет.
— Так нарисуй их сама! — раздражённо бросил Давид.
Выступать сказали уже завтра. Мне — страшно. Пустили в комнату с нарядами, велели выбирать, а у меня одна мысль — живот спрятать. Та девушка, организатор, со мной.
— Беременная? — догадалась она.
— Да…
— Сейчас мы твоё пузо спрячем… Чабаш если решил что, уже не отступится, петь теперь будешь даже если на сцене рожать решишь.
Самый страшный — первый раз. Меня так трясло, что Людка порывалась налить мне водки.
— Ты что? — испугалась я. — Я же беременная!
— Для нервов, — икнула Людка, ещё не вышедшая из запоя.
— Валерьянки лучше дай.
Наверное, все первые столики ресторана, входящего в большой развлекательный комплекс, весь вечер сидели и просто дышали этой валерьянкой — столько я её выпила. Зато выступила. Страшнее всего это на сцену выйти и начать, а петь уже не страшно. А ещё главное — не петь про качели и прочую лабуду, это мне уже Чабашев сказал.
Через неделю после того, как я устроилась, ночью ударили первые морозы. Моя коммуналка от центра недалеко, хожу я пешком, даже хорошо перед сном, но сегодня — скользко. Машину, выезжающую из ворот за ночным клубом я заметила слишком поздно, попыталась рвануть в сторону, но с животом непросто… Упала прямо под колеса, благо затормозить успел.
— Живая? — спросил Чабашев, выходя из машины. — Пузо цело?
— Живая, — ответила я, поднимаясь с его помощью. — Целое, спасибо. Извините, что я так неловко…
Он замолчал. Смотрит на меня в упор, словно думает о чем-то важном.
— Как зовут тебя, говоришь?
— Лиза, — послушно говорю. — Лиза Иванова.
— Иванова, — хмыкнул он. — Залазь, Иванова, в машину, довезу до дома.
Я думала, он просто высадит меня у подъезда, но он поднимается со мной. В квартире пахнет алкоголем, на кухне спит пьяная Людка. У меня нет привычки стесняться своих друзей, какими бы они не были, но перед начальством неловко.
— Нельзя так жить, — назидательно говорит Чабашев. — Я у себя целый этаж купил, четыре квартиры….хочу хоромы отгрохать, да все лень. Давай-ка, Иванова, собирай манатки и ко мне едь, один хер три квартиры пустые стоят.
Глава 6
Шерхан
В чужой город заехали ночью.
Темень, дождь льет, ни черта не видно, хоть глаз выколи.
Ехали на двух машинах, Анвар уговорил не рисковать и взять с собой бойцов. Никто нашего визита здесь не ждал, но на теплый прием рассчитывать не стоило, тем более ехал я за своим.
А Чабаш просто так делиться не будет. Он, сука, тот ещё гондон.
Всю дорогу душила ярость, дикая, необузданная. Кровь кипела. Зверь внутри меня жаждал возмездия.