Про задержку в развитии Дилан не упомянул, видимо, не хотел расстраивать или надеялся, что предварительный диагноз не подтвердится.

Слова доктора ничуть не удивили, даже на эту эмоцию во мне не нашлось сил.

— Я могу её увидеть? — сухо спросила я.

— Можете, только сначала рекомендую вам принять душ и позавтракать.

Душ и в самом деле принёс облегчение. Переодевшись в свою обычную одежду, я почувствовала себя более комфортно. Принесли завтрак, я заставила себя съесть несколько ложек каши и выпить компот, затем отправилась смотреть на дочь.

И я не поверила, что это мой ребёнок: маленькая, бледная, вся в родовой смазке, с мертвенно-синеватым оттенком кожи. В самом деле, можно подумать, что она родилась у какой-нибудь малолетней наркоманки. Возможно, это из-за чрезмерного выброса гормонов во время беременности? Но ведь с Максимом такого не было. Когда он родился, он был, как богатырь по сравнению с остальными: красивый, крупный, здоровый, румяный. А теперь ещё одним ущербным ребёнком на земле стало больше. Осознавать это было невыносимо тяжело.

Я вернулась в палату, снова легла в постель и повернулась лицом к стене. Не спалось. Чтобы хоть немного забыться, я водила взглядом по неровностям в стене.

— Эй, привет. — обратилась ко мне одна из соседок.

— Привет. — тихо отозвалась я.

— У тебя всё в порядке?

— Нет. Я не в настроении разговаривать.

— С малышом что-то?

— Я же сказала: не хочу болтать. — огрызнулась я.

— Да ты не кипятись, я ничего такого не имела в виду. Просто когда тебе плохо, лучше кому-нибудь выговориться. Что случилось?

Я оставила её вопрос без ответа.

— Ты отказник, что ли? — ещё раз обратилась она ко мне; это был наиглупейший вопрос, я едва удержалась, чтобы не разреветься.

— Да отстань ты от неё! — вмешалась другая соседка, у которой всё время кричал ребёнок. — Отказники тут не лежат вообще-то. Оставь её в покое.

Некоторое время меня никто не беспокоил, потом настало время обеда. Снова пришлось заставить себя встать и затолкать в желудок хотя бы немного еды.

Я вспомнила про свой мобильник только днём. Всё это время он лежал в сумке и был поставлен на беззвучный режим. На нём было 7 пропущенных вызовов от Дилана и 4 от Максима. Мне пришлось перебороть собственную отрешённость и позвонить. Я набрала номер Максима.

— Мама! Я же тебе звонил! — запищал в трубку звонкий голос.

— Привет, любимый, я не слышала. Ты ходил сегодня в школу?

— Да! А как там сестрёнка?

— Она… Не очень хорошо себя чувствует, заболела.

— Разве так бывает: только что родилась и сразу заболела?

— Бывает. — ответила я, снова начиная реветь.

— Мама, ты плачешь?

— Нет, милый, просто я… м-м-м…

— А можно я приеду?

— Лучше завтра, ладно? Люблю тебя.

— Тут ещё… э-э-э… папа хочет с тобой поговорить.

В трубке тут же послышался голос Дилана:

— Диана, как вы?

Я снова разрыдалась, не смогла выговорить ни слова.

— Я сейчас приеду. — твёрдо сказал он. — Тебе чего-нибудь привезти?

Я промычала что-то невнятное и отключила разговор.

Дилан приехал через час. В послеродовое отделение его не пустили, мне пришлось тайком выйти в общий коридор. Я была в слезах и с опухшим лицом. Он обнял меня и попытался успокоить ободряющими и ласковыми словами.

Мы сидели в коридоре, я едва не уснула на его плече.

— Диана, где она? — спросил Дилан после долгого молчания.

— Там же. В инкубаторе.

— Я хочу посмотреть на неё.

Был уже вечер, посторонних людей не пускали наверх, но дежурная акушерка куда-то ушла, и нам удалось пробраться в отделение интенсивной терапии для новорождённых.

Полину разместили в самом тёмном углу комнаты, подальше от света, чтобы не раздражать её глаза.

— Такая маленькая… — прошептал Дилан.

— Врач спросил, не наркоманка ли я. Он сказал, что ни одна система в её организме не работает нормально и что она может не выжить.

— Давай пока не будем делать поспешных выводов. Мы сделаем всё, чтобы у неё была полноценная жизнь. Всё будет хорошо. Ладно, идём…

На выходе из отделения нас заметили и отругали за нарушение правил, грозились принять какие-то меры и т. п. Дилан извинился, и мы вернулись в общий коридор.

— Вернёшься в палату?

— Не хочу туда.

— Ты неважно выглядишь. Как себя чувствуешь?

Я махнула рукой в ответ, не захотела отвечать.

— Я принёс тебе поесть. А ещё Максим просил передать тебе вот это. — Дилан достал рисунок, где были изображены мы все.